Видали? Нет, вы видали, как меня сплющило от страха?
Словно прочитав мои мысли, старый философ снова высунулся из лодки. Лицо бледное, сосредоточенное. Демоны преисподней, что он…
– Демоны преисподней, Фра…
Прищурив глаз, Франног коротко взмахнул правой рукой.
Даже сквозь грохот схватки я услышал короткий тупой звук.
Шпажист странно дернул головой, удивленно выпучив глаза. Потом одеревенело шагнул вперед, бессильно опустив руки. Острие клинка царапнуло палубу… Еще шаг, и пират повалился лицом вниз. Из его затылка торчала рукоятка моего кинжала.
– Есть! – восторженно вскрикнул Франног, потрясая костлявым кулаком.
Ого! Старый мудрец, оказывается, натаскан кинжалы бросать! Где научился? Зачем? Я даже присвистнул от удивления.
В это мгновение напарник шпажиста издал горестный вопль и метнулся к Франногу.
– Сумасбродный старик! – Я перепрыгнул через люк, загораживая челнок своим телом.
Глупый поступок, но изредка я на такие способен – это в случае, когда Ктулху моего страха на какое-то время отлучается справить большую и малую нужды. В Р’льехе у него маленький деревенский сортир с окошечком в форме сердца.
Вовремя! Палаш ударил о мою кольчугу и высек сноп искр, со скрежетом уходя вниз…
Я торопливо подсек клинок и, действуя исключительно по наитию, врезал шарку сапогом между ног. Такого развития событий пират не ожидал. Он глупо распахнул рот, тоненько протянул «О-о-ой»…
Я спокойно заколол его в горло и отпихнул сапогом. Меркхар провалился в мою каюту, загремел по ступенькам, затем послышался всплеск – это пират угодил в лужу вина.
– Молодчага, мастер Ков! – проблеял Франног. – Ловко ты его, в натуре, завалил, лося-то этого! Ухайдакал враз!
– Чего-чего? – опешил я. Старый аскет вдруг заговорил, как портовый жулик. Головку ему напекло, или как? Стряхнув с бровей капли пота, я обернулся к Франногу, но тот вдруг истошно завопил и ткнул рукой куда-то за мою спину.
Я развернулся настолько стремительно, что едва не упал. К глазам метнулась узкая полоса стали – страшная, в алой кровище… «Дранг!» – Я удачно парировал удар; в лицо сыпануло мелкими каплями крови. Меня атаковала высокая и недурно сложенная бабенка.
Ох ты ж ех ты ж!
Брюнетка, стриженная под мальчика, в облегающей, выполненной на заказ вороненой кирасе (такой, что облегает грудь строго по размеру). Высокая, стройная, лет тридцати, м-м-м-м, но не кровь с молоком – поскольку личико бледное. Чем-то похожа на звезду стриптиза Диту фон Тиз, ту тоже хотелось… ну, короче, хотелось и все, несмотря на ее готичные прикиды. Бледная кожа – и чувственный рот с полными губами… И шея нежная, созданная для ласк и поцелуев.
Вы уж простите… из всех талантов, данных Небом человечеству, во мне прижился лишь талант к распутству. Когда я встречаю женщину красивую и сексуальную, во мне пробуждаются инстинкты древние, как мир, и им начхать на мои страхи, на опасности, на все им начхать. Они хотят одного – чтобы я закинул эту женщину на плечо и уволок к себе в пещеру.
Она держала меч одной рукой, твердо и вместе с тем… небрежно. Она словно рисовалась передо мной: вот я, дескать, какая! Да мне таких как ты подавай десяток!
Мы обменялись несколькими ударами. Она умела фехтовать, – виртуозно. И в ее тонком запястье силенок было примерно столько же, сколько и у меня. То есть – неестественно много.
«Твою мать… Да она же со мной… развлекается!» – вдруг понял я, приметив азартный блеск в ее карих до черноты глазах. Еще мне почудилось, что взгляд меркхарки обладает гипнотической силой, но на этот счет я не переживал: гипнозу я почти не поддаюсь, подозреваю, потому, что для гипнотезера главное – проникнуть в мой разум, но когда разума особенно и нет, то и проникать, как бы, некуда. Уж такой я молодец.
– Девушка, может, спустимся в каюту? Выпьем вина? В каюте я покажу вам свою радость!
Клинок черновласки вдруг замелькал в воздухе с неимоверной скоростью: раз! раз! раз! – я едва успевал отражать удары. О том, чтобы перейти в контратаку, не могло быть и речи. Меч бойкой мадам оказывался сразу везде, описывая разнообразные кривые, сверкал розовой молнией, каждый раз подбираясь к моему телу почти вплотную.
Не стоило мне, видимо, рассказывать о демонстрации своей радости.
А ведь при дворе Барнаха я считался отличным фехтовальщиком! А вот если она меня проткнет, то-то будет больно! Нет, на мне, конечно, кольчуга, но лицо… И руки, и ноги… И вообще, я боюсь боли, чего там скрывать.