Секретарь Горкома уже не сомневался, что директор действительно держит в руках доказательство обмана, и директор такой человек, который способен выдавить его, как прыщ. Осталось лишь пальцем, указать. Как позже объяснил Главный редактор, Первый слыл добрым человеком, но обмана не простил бы. Секретарю Горкома радостно оторвали бы голову, его же помощники.
– Мать его… Комсомолец! – отключив связь и опустив очки со лба на нос, директор повернулся к Алексею. Алексей вскочил со стула, – да не ты, сиди. Тебе сколько лет?
– Двадцать пять, уже…
– Уже-е?…, да-а…, видишь, как бывает? Как опасно врать?
– Что я ему сделал?
Что сделал, что сделал. На тебя ему наплевать, да и на всех. Он отрапортовал, похвастаться решил, небось. Чужие заслуги себе приписал, а там, хоть трава не расти. А Первый, случайно запомнил, ему видно, сама идея понравилась. А когда этот подслушал, что фотографии обмана пойдут прямо на стол Первому, наложил в штаны, вот он и развил бурную деятельность. Это же, сколько плановых строек остановили. Людей сорвали, строителей и так не хватает. А стройматериалы, откуда? Нас, издательство, уже обговнял. А ты то – свидетель. Тебе ещё повезло, что он не знал, что ты уже всё сфотографировал.
– А что бы он мог сделать?
– Не знаю, можем только догадываться. На кону его карьера, вся его жизнь. Я, таких знаю, они ни перед чем не остановятся. Ну, хотя бы, к примеру, пришла бы нам бумага, из вытрезвителя, напился, подрался…
– Я же не пью, – возмутился Алексей.
– Вот и не пей, и не ври, никогда. Ну ладно, идите, мне работать надо, – директор снова стал «наводить резкость» на фотографию.
***
– Эй, фотограф, фотограф! Просыпайся, посадку объявили – тяжёлый запах ударил в нос Алексея, – а я тебя узнал, когда ты про стройку, «за три дня», заговорил. Это ведь ты? Помнишь меня? – в улыбавшемся рту не хватало передних зубов. Оператор полотёрной машины, вспомнил Алексей. Что-то знакомое было в недобрых, окружённых, глубокими морщинами глазах.
– Василий, ты, где ходишь? Седьмой сектор, кто будет убирать? – громко заговорила трубка, висевшая у него на поясе.
– Василий? – да, это был тот самый водитель Вася.
– Иду я! – огрызнулся Вася в трубку.
Выглядел он одиноким, таким как те, с кем никто не хочет разговаривать. И был рад встрече, рад, что его кто-то слушал. Пока Алексей стоял в очереди вместе с другими пассажирами, Вася успел рассказать, что в девяностых его посадили. Потом, снова посадили, но уже за другое.
– Попало мне тогда, из-за тебя, хотели в участковые перевести. А я ведь, опером был. Сказали, провалил задание. Прорвался-таки ты. Не пойму как, я ведь глаз не спускал. Не поверили…
– Зачем за мной следили?
– Так ты же чернуху всякую фотографировал, для посольства.
– Какого ещё посольства? Чушь какая-то.
– Да ладно, сейчас-то уж можешь сказать. Думаешь, я дурак, я же коробку от плёнки твоей подобрал. Там написано было: «Сделано в США». А аппаратура у тебя, какая дорогущая была? У наших криминалистов в УВД, отродясь такой не было. А мы ведь, людей защищали.
Про аппаратуру Вася не врал. Фотоаппарат Алексея не первый раз вызывал враждебность. Под Брестом напал пьяный мужик, с косой: «Границу хотел сфотографировать, гад!..» В Крыму задержали за то, что «фотографировал стену, за которой… космонавты отдыхали!» Задерживали за то, что фотографировал проходную завода, «когда люди, на работу идут!» Задерживали за то, что фотографировал…
– Вася, посольствами КГБ занималось, при чем здесь милиция?
– Ну да, контора. Разве, баба та, не из конторы была? Она меня и предупредила, про тебя, чтобы в контакт не вступал. Меня же, на усиление дали. Начальник вызвал, сказал, просили помочь! Доверили, а я вот, не справился…