– Три дерева, и только три, на которых все зиждется, – поучал Пак. – Дуб, Ясень и Терн.
– А как же сосна? – влез Грегори.
– Он годится лишь на то, чтобы вешать над дверью на святки.
– А падуб, плющ?
– Один – куст, второй – лоза. Я же говорю о деревьях!
– А шиповник и розы?
Паку осталось лишь вздохнуть и рассказать им грустную и печальную историю Прекрасной Маргарет и Храброго Уильяма, о том, как они встретились и полюбили друг друга, о том, как он оставил ее и женился на другой, и как умерла Милая Маргарет, а потом и Верный Уильям, и о том, как на их могилах выросли шиповник и роза, которые обвили всю часовню и сплелись над шпилем, неразделимые, как двое влюбленных.
Корделия слушала, не отводя глаз, но мальчики начали ерзать, поэтому для них Пак, конечно же, рассказал историю о юном Мерлине и о том, как его схватил злой король Вортигерн, о башне, которая не устояла, и о двух драконах, которые ее сторожили.
А потом, как водится, одна сказка потянулась за другой, о маленьком Артуре, о том, как он вырос и стал королем, принес мир и благоденствие в разрываемую дрязгами Англию, о Ланселоте, храбрейшем из рыцарей Круглого Стола, и о том, как он спас прекрасную Элейн, об их сыне Галахэде, и о том, как он пустился на поиски чаши Святого Грааля, о племяннике Артура Гавейне и о Зеленом Рыцаре.
– А про его братьев? – потребовал Джеффри. – Про Агравейна, и Гарета с Гахерисом?
– Но если вы уже слышали о них раньше, – вздохнул Пак, – зачем слушать одно и то же?
– Затем, что в сказках всегда столько чудес и волшебства!
– А особенно, когда рассказываешь ты, Робин, – Корделия уже знала, что это беспроигрышный комплимент.
Пак тоже знал это, но не удержался, чтобы важно надуться:
– Охо-хо, это потому, что я рассказываю их уже не одну сотню лет! Однако время уже позднее, и судя по запаху, ужин вот-вот поспеет.
Четыре маленьких головки вскинулись, четыре маленьких носика втянули вечерний воздух. Затем четыре голоса одновременно взвизгнули и мальчики исчезли с легким громом. Корделия вспрыгнула на метлу и стрелой рванула к дому, с криком:
– Это нечестно! Без меня не начинайте! Пак тяжело, протяжно вздохнул.
– Уффф! Ну, на сегодня я их, по крайней мере, занял. Но вот что я буду делать завтра?
Завтрашний день сам обо всем позаботился. Корделия проснулась еще до рассвета и бросилась к окну, посмотреть, не вернулись ли родители – и в саду, в прохладном, сыром, сером свете, какой бывает, когда солнце вот-вот должно взойти – она обнаружила единорога.
Единорог был стройным и высоким, молочно-белым, с золотистой гривой и позолоченным рогом, и когда Корделия вскрикнула от радости, он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. Девочка застыла в изумлении.
А затем единорог опустил голову и стал что-то щипать в мамином садике, а Корделия кинулась натягивать платье, чулки и туфли, и вылетела в сад, еще завязывая корсаж.
Тут она застыла, как вкопанная, сообразив, что может спугнуть единорога, но ее страхи оказались напрасными. Единорог тихо стоял, поглядывая на нее и набрав полный рот сладкого клевера. У Корделии дыхание перехватило – такой он был красивый!
Потом животное снова опустило голову за клевером, и Корделии вдруг стало грустно, потому что она больше не видела его больших прелестных глаз. Девочка опустилась на колени, сорвала с грядки пучок сладкого укропа и протянула ладошку, тихо приговаривая.
– Иди сюда. Ну иди, ну пожалуйста... Ты такой хорошенький, мне так хочется погладить твою бархатистую шерстку, твою шелковую гривку!
Единорог обернулся, поднял голову и снова посмотрел на Корделию. Не смея перевести дух, девочка смотрела, как единорог медленно, осторожными шагами, приближался, пока не подошел вплотную. Потом медленно опустил голову и захрустел укропом. У Корделии мурашки по коже побежали, когда ладошки коснулись его нежные ноздри, и она заторопилась сорвать свободной рукой еще пучок. Единорог сжевал и это, глаз не сводя с Корделии. Набравшись смелости, она медленно протянула руку и погладила скакуна по голове. Единорог повернул голову, позволив погладить себя по щеке, и девочка коснулась гладкой шерстки, приговаривая:
– Ой, какой ты красивый!
Единорог кивнул головой, словно принимая похвалу, и копнул копытом землю. Корделия протянула к золотой гриве и другую руку.
Единорог вскинул голову, и Корделия отпрянула, испугавшись, что обидела его. Но единорог не трогался с места, он просто смотрел в сторону дома. Корделия тоже обернулась и увидела братьев. Вытаращив глаза, они стояли у дверей черного хода.
Корделия не посмела говорить вслух, чтобы не спугнуть единорога, поэтому она сердито сжала губы и подумала братьям:
'Прочь отсюда, чурбаны! Вы спугнете его!”
'Он вовсе не боится, – подумал в ответ Магнус. – И с чего бы ему бояться? Мы только вышли посмотреть”.
А следом прилетела мысль Джеффри:
'Ух! Вот здорово будет, прокатиться на таком коне!” – и он шагнул вперед, протянув руку.
'НЕТ! – взвизгнули мысли Корделии. – Ты его испугаешь!”
И действительно, единорог попятился. Джеффри застыл на месте.
Малыш Грегори нахмурился.
'В самом деле, он пятится из-за Джеффри? Ну-ка проверю”.
И тоже шагнул вперед.
'Стой, увалень! – кипела Корделия. – Оставьте нас в покое!”
Единорог отступил еще на шаг.
'Между прочим, он не твой! – обиженно подумал Джеффри. – И ты нам не запретишь прикасаться к нему!”
'Она – нет, а вот единорог может, – Магнус загородил путь рукой. – Корделия права, мы пугаем его”.
Грегори покачал головой и сказал вслух:
– Он вовсе не боится.
Взгляд единорога застыл на младшем брате.
– Видите? – заявил Грегори. – Он слышит мой голос, но не убегает.
– Значит, нам можно подойти! – и Джеффри сделал еще шаг.
'Нельзя!” – с яростью подумала Корделия, и действительно, единорог снова попятился.
Магнус толкнул Джеффри в грудь, но средний брат возмутился.
– А Грегори говорил, что единорог нас не боится.
– Он и не боится, – младший уселся на колени в траву, не сводя глаз со сказочного зверя. – Но ближе, чем сейчас, он нас не подпустит.