– Нужно? – страх прорезался в голосе Магнуса. – О чем вы говорите, старый человек?
– О чем я говорю? – фыркнул колдун, повернувшись к нему и делая шаг вперед, с неприятными огоньками в зрачках. – Ты знаешь, в чей ты дом вошел, дитя?
Магнус с трудом сглотнул слюну.
– В дом к-к-колдуна.
– Ага, – колдун медленно кивнул, огоньки засверкали ярче. – По крайней мере, ты умен. И что же делает колдун, дрожащий мальчик мой?
– Он делает... он варит... магические зелья.
– Вот как! Ты и это знаешь! Но ведомо ль тебе, что самые могучие из нас – еще находят новые волшебные составы. Как я. Вы верно догадались, что перед вами я – Лонтар, чье имя здесь известно каждому в округе... Лонтар, который знаменит коварными и прочными заклятьями!
Дети оцепенели, узнав имя того самого колдуна, который проклял старую Фагию.
А на его морщинистом лице снова расплылась ущербная улыбка.
– И я открыл проклятие такое, которое дает мне в руки власть над каждою душой во всей округе! Да что округа – графство, королевство, а вскоре очередь дойдет до всего мира!
Грегори посмотрел в глаза старику и подумал:
'Он безумен”.
– Тише! – прошипел Магнус, ухватив младшего за плечо. Грегори передал свою мысль открыто, не пользуясь тайным семейным умением. Но Лонтар, услышав ее, только шире ухмыльнулся.
– Терпение! Он молод. Он еще не знает, что каждый чародей услышать может, что думает другой. Но я, я, я... – он стукнул себя в грудь, – умею во сто крат больше! Я могу вложить свои раздумья в головы чужие – да, да, и даже в этот глиняный горшок, что головой крестьянина зовется, и где, как не ищи, ты не найдешь ни зернышка волшебной силы!
Дети только молча глядели.
Колдун довольно пошамкал губами, явно смакуя неподдельный испуг в детских глазенках.
– Но я могу внушить не только мысли! Уж много лет я изучал, трудился, старался раз за разом овладеть искусством тайным, дух свой ободряя волшебными снадобьями – и овладел! Сначала на простых червях проверил, потом на жаворонке, что червей склевал, Потом на полевых мышах, на кроликах, волках, медведях – на всех! И все, все, все – склонились предо мной! Все убегают с воем и стенаньем, лишь только заклинание мое коснется их сознанья!
– А что за заклинание? – даже Джеффри не удалось до конца скрыть дрожь в голосе.
– Боль! – колдун довольно зачмокал. – Боль, боль, и больше ничего! Страдание, пронзающее насквозь, как будто голова твоя в огне, а тело стонет от уколов жал бессчетных тысяч разъяренных пчел! Боль, боль – вот истинная власть! Боль порождает страх, а страх – всех ставит на колени! Но! – тут он ткнул в потолок длинным костяным пальцем. – Мой труд еще не кончен! Не могу я выступить вперед и в руки взять бразды правленья графством! И посему я не достиг еще своей последней цели!
– И какова ж она? – голос Магнуса дрожал, несмотря на все усилия. Старший из Гэллоугласов уже догадывался, каким будет ответ.
– Люди! Люди! Вот на ком желаю я проверить новое свое уменье! С волками – да, с медведем – да, но люди – еще ни разу я не пробовал на них! – глаза колдуна зажглись. – Ах! Огнем ужалить душу человека, заставить смертных выть и извиваться – по мановению руки! По моему желанью! Вы спросите, чего ж я ждал столь долго? Я ждал лишь жертву, на которой попробовать бы смог... увы, в глуши моей нечасто можно встретить одиноких странников. Всегда, всегда гурьбой, по трое, четверо – а то и местные, которых вся деревня отправится искать, коль не вернутся в срок.
– Мы тоже местные! – твердо соврал Джеффри. – Нас тоже вся деревня выйдет искать, если не вернемся!
– Ты лжешь, – колдун ткнул в него указательным пальцем. – Еще ни разу взору моему не попадался ты. Ты странник и пришел издалека, один, и ни отец, ни мать с тобою не пошли – так странствуют сироты – иль беглецы от лорда!
Он снова зашамкал, довольный своей сообразительностью.
– Никто, никто не станет вас искать – вы сгинете, никто и не узнает.
– А как же граф? – вскричал Магнус, цепляясь за последнюю соломинку. – Граф Гленн за нами стражников пошлет, они придут к дверям твоей хибары...
– Граф? – пропел Лонтар. – Графа нет в помине! Как! Неужто вы не знали? Огромный великан схватил его! В полночный час ворота замка пали, в мешок засунут граф со всей своей семьей! А рыцарям и войску великан отдал приказ – сложить оружье наземь, не то простится с жизнью граф в одно мгновенье! И всех достойных воинов согнал в глубокие темницы, в подземелье, и запер там, а графа уволок к себе в берлогу, где – никто не знает. Граф? Он бессилен! И еще бессильней он станет в час, когда заклятие мое достигнет всей ужасной силы! Он, даже он не сможет устоять, и Грогат-великан падет передо мною! Его повергну я, и на коленях поползет разбойник, взывая о пощаде, чтоб лишиться боли, словно вертел раскаленный, пронзающей его! Никто не устоит, я в прах повергну всех!
Грегори замер, не мигая уставившись на колдуна.
– И начну с тебя, деточка, – палец старика указал на Корделию.
– Вы не посмеете! – вспышка ярости опалила Магнуса, в одно мгновение все его чувства превратились в ненависть и сосредоточились на старом колдуне. В потоке эмоций сплелись злость Джеффри, страх и ужас Корделии.
– Нашел! – вскрикнул Грегори, и в то же мгновение его братья и сестра увидели умение старого колдуна, умение концентрации мысли и внушения боли. И вместе с этим они почувствовали память о страданиях и ужасе, который испытали сотни животных, малых и больших. И это еще сильней подхлестнуло детскую ярость, и этот страх и ненависть вдвойне обратились на колдуна, бесконечный вопль и ужас Корделии ударили в его мозг, многократно усиленные напором братьев, забились в висках, пронизывая мозг болью, которую он сам же и выпестовал. Вопль старика превратился в хриплый, животный визг – и оборвался. Его тело напряглось, руки сжались так, что ногти впились в ладони, спина выгнулась, на мгновение он замер – и опал кучей мятого тряпья.