- Доброе утро, - сказал я.
- Добрый день, - уточнил мой сосед по камере.
- Как насчет завтрака? - спросил я.
- Ты его проспал.
- А ленч скоро?
- Ты проспал всё на свете.
- От губернатора уже приходили извиняться?
- Чего?…
- Шучу. - Я свесил ноги с койки. - Кто заведует этим исправительным заведением?
- Техасец Плэнетт. Техасцем его прозвали, потому что он здоровенный. И ещё потому что он шериф. Считается, что шерифом может быть только парень с Запада. На самом деле он из других мест.
- Ты, видать, близко знаком с представителями местной власти.
- Я здесь частенько ночую, - сказал забулдыга. - Меня зовут Тэкем. Видишь ли, когда у человека нет определенного места жительства…
- А меня Колби.
- Рад познакомиться. - Тэкем потупился. - Должен тебя предупредить, что я пью.
- Имеешь право.
- Я не разрешения у тебя спрашиваю, а констатирую факт. Я пью вот уже двадцать лет без передышки. Сам удивляюсь, как у меня до сих пор крыша не съехала. Когда-нибудь я напишу историю своей жизни. Что-нибудь вроде «Плакать я буду завтра». Я уже и название придумал. Сказать какое?
- Скажи.
- «Скажи»! Ты что, одолжение мне делаешь?
- Не придирайся к словам.
- Как ты понимаешь, там будет только обо мне. Уж такой это жанр, автобиография. А заодно я изложу свои взгляды на жизнь. Так хочешь узнать, как будет называться моя книга?
- Конечно.
Тэкем величественно воздел руки к потолку.
- «Все о Тэкеме»! - сказал он и засмеялся: - Классно звучит?
- Здорово.
- Ты тоже должен написать о себе. Парню, который так лихо орудует топором, есть о чём рассказать потомкам.
- Хватит того, что написал мой дядя.
- Да? Он тоже любил помахать топориком?
- Нет, тех, кто ему не нравился, он зажаривал живьем. Неужели не читал его книгу?
- Как она называется? - спросил Тэкем.
- «Мясо на сковородке».
- Не попадалась мне эта книга, - с сожалением сказал Тэкем. - Зато я читал воспоминания одного похитителя…
- Не помнишь название? - спросил я с искренним интересом.
- Не помню, - сказал Тэкем и улыбнулся. Я тоже улыбнулся. - Ты ведь никакой не убийца, верно?
- Верно.
- Я сразу это понял. Почему же ты здесь?
- Слишком много знаю.
- Э, почти все мои кореша сидят как раз потому, что много знают. Или потому, что знают слишком мало.
- Кто же тут у вас следит за порядком?
- Ну, во-первых, Техасец. В смысле, шериф. Потом его помощники. Их, кажется, четверо. Да, четверо.
- И ещё дорожная полиция?
- Всего один полицейский. Фред.
- А что скажешь про судью Хэнди?
- Слабак, хотя я помню время, когда он действительно боролся за справедливость. Но, как говорится, это было давно и неправда.
В коридоре послышались шаги. Мы одновременно повернули головы - за решетчатой дверью стоял высокий костистый мужчина, у него были синие глаза, стриженные ежиком волосы, на груди шерифская звезда и на боку револьвер сорок пятого калибра в кобуре.
- Чирикаете? - спросил он. - Надеюсь, не помешал?
- Тебя зовут Техасец? - спросил я.
- Вообще-то меня зовут Сальваторе. Сальваторе Плэнетт. Мои предки из первых поселенцев. Это для здешних я Техасец, так им проще. - Он окинул меня оценивающим взглядом: - А ты, значит, Колби. Ну и чего тебе не спится ночью? Шумишь, нарушаешь общественное спокойствие…
- Я?…
- Не я же. Фред рассказал мне, как было дело. И не думай, что полиция в этом штате груши околачивает.
- Полиция в этом штате не дремлет?
- Нет, сэр детектив, не дремлет. Я послал в мотель своего человека, он просмотрел журнал регистрации. Ты там записан, всё верно, а вот твоя девушка в журнале не значится. И подписи её нет.
- Это я мог бы рассказать тебе и сам.
- Мне твоих слов недостаточно. Также мой человек отодрал линолеум в том шкафу.
- Он и это сделал?
- А ты не веришь?
- Что же он там обнаружил?
- Ничего.
- Представь, я ожидал от тебя услышать нечто подобное.
- Ты не веришь мне, шерифу?
- Сальваторе, пока я по эту сторону решетки, мне приходится верить любому твоему слову. Скажи мне, что земля круглая, я и этому поверю.
- Какая же она, по-твоему? Конечно, круглая.
- И вот я тебе верю! Понимаешь? Верю!
- Ладно, хватит болтать. Мелкое хулиганство - на большее ты не тянешь. Двадцать пять долларов - и вали отсюда.
- Опять двадцать пять, - сказал я. - Итого уже пятьдесят.
- Что ты там бормочешь?
- Отдать их тебе до того, как ты выпустишь меня из камеры, или после?