- Вы правы. И сначала они действительно намеревались её отпустить.
- Возможно. Но когда узнали, что я полицейский… Черт побери, Хэнди, может, её уже нет в живых!
- Я… я так не думаю. - Хэнди напряженно всматривался в темноту. - Мы уже подъезжаем.
Дождь прекратился. Я выключил дворники.
- Давно вы её любите? - спросил я.
- Что?
- Давно вы любите Стефани?
- С того дня, когда впервые её увидел.
- Почему же вы согласились быть моим проводником?
Хэнди долго молчал. Наконец с видимым усилием выговорил:
- Когда-то я считался хорошим юристом. И честным судьей. Закон был для меня превыше… - Он запнулся. - Стефани совершила убийство. Вы сами сказали, что эту девушку тоже кто-то любил.
Более безобразного города, чем Дэвистон, я не видел. Фабричные трубы, и тут же неоновые огни реклам, и через каждые пятьдесят ярдов второразрядные кабаки.
Недалеко от центра Хэнди указал на трехэтажное здание. В окнах третьего этажа горел свет.
- Знаете номер квартиры? - спросил я.
- Нет. Но зовут его Джо Карлейль.
- Оставайтесь здесь.
- Будьте осторожны. - Мне показалось, что судья сказал это искренне.
Я вылез из машины. На улице не было ни души. В вестибюле висел список жильцов. Под номером тридцать три значился Джозеф Карлейль. Я пнул ногой дверь, ведущую на лестницу, - неожиданно она широко распахнулась. я поднялся на третий этаж и остановился перед дверью под номером тридцать три. Вытащил из кармана револьвер и постучал.
- Кто там? - спросила Стефани.
- Хезекая, - ответил я шепотом.
- Подожди.
Я услышал, как она подошла к двери. Щелкнул замок, в образовавшуюся щель я увидел Стефани. И она увидела меня. В её глазах отразилось изумление, она пронзительно закричала и попыталась захлопнуть дверь, но я навалился плечом, и Стефани отлетела в сторону. Не удержавшись на ногах, она упала на пол. Из другой комнаты выбежали Бартер и Карлейль, они бросились ко мне, но остановились как вкопанные, озадаченно уставившись на дуло моего револьвера.
- Кто тебе сказал, что мы здесь? - глухо спросила Стефани, глядя в пол. По выражению её лица я понял, что жизнь для неё потеряла смысл. Белый «кадиллак», классный проигрыватель, бар, заставленный дорогими бутылками, - всё это проплывало сейчас перед её мысленным взором, проплывало и таяло, как мираж…
- Не всё ли равно, - сказал. - Вставай.
И тогда эта женщина, не терпевшая сквернословия, подняла на меня полные слез глаза и срывающимся голосом выкрикнула:
- Ублюдки! Все вы ублюдки! Ненавижу!…
XVIII
В помещении для инструктажа было тихо. Сквозь затянутые сеткой окна прореживался свет июльского солнца.
Тони Митчелл и Сэм Томпсон пили кофе. Вернее, пил один Митчелл. У Томпсона содержимое чашки давно остыло, но ему было не до этого, он разглагольствовал:
- Что ни говори, а есть люди, которым на роду написано совершать подвиги.
- Ты так думаешь? - улыбнулся Митчелл.
- Ну конечно. Взять, например, тебя. Ты рожден для подвигов, двух мнений здесь быть не может.
- Почему?
- Сам посуди. Я полжизни работаю в полиции, но ещё не встречал полицейского, которого укусила змея.
- Я тоже.
- Вот видишь. Нет, Тони, ты герой, ты следопыт, ты Кожаный Чулок!
- Герой не я, а Фил. Это он прижал их к ногтю.
- Тот, кто всегда побеждает, не герой. Герой - этот тот, кого все бьют. Черт побери, да я такое видел только в кино - нога забинтована, голова забинтована… Твоя Сэнди, должно быть, писает кипятком, на тебя глядючи. Тони, и тебе не стыдно?
- Она приносит мне завтрак в постель. Такие крошечные бутербродики…
- Понятно. Разжевывает их и кладет тебе в рот.
- Повязки завтра снимают, - вздохнул Митчелл грустно.
- И всё равно ты герой! - не унимался Томпсон. - Полюбуйтесь на него! Он же такой бесстрашный! Настырный! Неподкупный! Ох, я сейчас упаду в обморок от восхищения!
Хлопнула дверь. Фил Колби перемахнул через перегородку, отделяющую помещение для инструктажа от канцелярии, и плюхнулся в кресло. Он положил ноги на стол и спросил:
- А для меня кофе найдется?
- Фил? Откуда ты взялся? Разве суд уже закончился?
- Да, - сказал Колби.
- Кофейник у Барри в кабинете. Ты действительно хочешь кофе?
- Я же сказал.
- О'Хара! - закричал Томпсон. - Кофе ещё одному настоящему герою!
- Ну, что там? - спросил Митчелл.
- Приговор окончательный и обжалованию не подлежит
- Хорошо.
- Нормально. Только духота в зале была несусветная.