Гость осторожно и медленно потянулся в рукав черного пиджака и стал вытягивать оттуда темную трубку с двумя проводами.
— Поверни другой стороной! — приказал темноволосый. Гость медленно повернул. Лицо его застыло, в глазах пылала ненависть. — Бросай! — отчеканил Малыш.
Гость бросил оружие на пол, отшвырнул ногой в угол.
— Хорошо. А теперь мы пойдем к двери, ты пройдешь мимо меня, я повернусь…
— Не надо, — сказал Гость. Лицо его затвердело. Он внимательно смотрел на Малыша.
— Почему — не надо?
— Не поворачивайся.
Малыш почувствовал что-то, но двинуться не успел. Щелкнул предохранитель. Я уставилась на того, кого ждал Гость: сзади, в дверном проеме стояла семидесятилетняя старушка Зинаида Андреевна Булгакова, приставив к симпатичной темноволосой голове пистолет. Она по-прежнему была в трауре, но шляпку с вуалью заменила на черный берет.
— Стойте все смирно, пожалуйста, — сказала Зинаида Андреевна, — будем вести себя как цивилизованные люди, тем более что времени осталось мало.
Малыш, я сожалею, но твой любимый друг мне нужен живым и свободным. Лаки, бери лейтенанта в одну руку, финку — в другую. Куда приставить эту «другую», чтобы наша подруга Таня Иванова не наделала глупостей, ты, думаю, разберешься. Вы, молодой человек, идите смирно, ибо стрелять я научилась еще тогда, когда вас не было даже в проекте… Ну-с, все все поняли? Тогда вперед.
Мы вереницей вышли из дверей дачи: я шла первой, за мной Лаки с Сергеем, последними — Малыш и бабуля, оставившая на кухне своего умирающего внука.
У ворот дачи, оказывается, ждал фургон. За рулем сидел Мертвяк, глядя на нас без полагающейся усмешки. Изнутри открыли, там было еще двое.
Мы расположились на сиденьях друг против друга, закрыли дверцы и поехали — все это молча, без единого звука. Я не отрываясь смотрела на Зинаиду Андреевну.
— Итак, — степенно кивнула она, когда парни методично почистили Малыша, выудив из него пистолет и нож и сняв ботинки с лезвиями, — мы в полном сборе. Прежде всего, спасибо тебе, Таня. Твоя добросовестная работа еще будет по достоинству оценена, вместе с твоими жертвами, ущерб за которые будет возмещен. В моей смерти тебе удалось убедить практически всех, даже моего недоверчивого племянника, Алексея Никитича. Но ты до сих пор не выполнила наш договор: не нашла собаку. А Леонид должен быть найден как можно скорее. К нашим проблемам, Лаки, также примешивается досадное недоразумение: Серебров и его группа захвата упустили Дядю. Он ушел до того, как по наводке лейтенанта они взяли машины, и скрылся в неизвестном направлении. Наверняка до него дошло, он никогда не был дураком. Так что тебе, Танюша, предстоит найти его. Сейчас ты поедешь в указанном мной направлении, поработаешь там. Если сдашь его в милицию, своему Беглову, — хорошо. Если отправишь к праотцам — еще лучше, тут и чести, и награды поболее будет. Главное, сделай все максимально быстро. Тогда твой спутник не умрет.
Малыш и Лаки сидели молча, думали каждый о своем. Я была словно в мешке, и происходящее душило все сильнее. Сергей умирал. Я ненавидела себя.
— Я не верю вам.
— Гм… — вежливо кивнула она, — надо что-нибудь придумать…
— Малыш, — оживший Лаки кивнул на Сергея.
— Спирт, повязку, — коротко ответил тот, наклоняясь к Сереже и исследуя рану. — Если в течение двух-трех часов не доставите его в клинику, он не будет жить.
— Двух так двух, — кивнула Булгакова. — Танюша, я ведь ОТПУСКАЮ тебя, ты можешь произвести обмен, когда доставишь нам пса и моего племянника!
Решайся быстрее!
— Я ничего не понимаю. Вы спутали все карты.
— Все очень просто. Мне пришлось скрыться, потому что они, эти двое, и вправду хотели составить мне конкуренцию, а ответить силой на силу я тогда не могла, резервы уже отошли. Но они действовали как последние идиоты.
Четыре выявленных убийства из шести, одно предотвращенное! Раскрытие собачьих загонов, о которых никто не подозревал восемь лет! Глупое насилие, — она внимательно заглянула мне в глаза, — открытие уголовного дела по факту «звериных убийств»! Они засветили сам способ, неумело использовали зверей, которых я тренировала многие годы… За это оба ответят! — Лицо у нее вдруг стало совсем как у той ласки — хищное, злое и страшное. Впрочем, морщины тут же разгладились, и Зинаида Андреевна снова превратилась в очаровательную печальную старушку, которую так хочется пожалеть…
— Ни к чему сейчас думать об этом. Если захочешь, мы сможем поговорить в более спокойной обстановке и прийти к соглашению, благодаря которому ты также будешь работать на нас… но это потом. Сейчас отвечай — поедешь?
— Поеду, Зинаида Андреевна. Вам привезти племянника?
— Привези, если сможешь. Умница, девочка. Не забудь тут же вколоть Леониду ампулу, что я тебе прислала. Михаил, — обратилась она к Мертвяку, — высади ее у Комсомольской. Таня, когда дойдешь до квартиры, вынь ключ из-под обшивки левого нижнего угла. В квартире есть погреб, вход туда в моей спальне, прямо под кроватью: отыщешь углубление и три раза последовательно нажмешь на него. Будь осторожна, у Алексея может быть оружие, он какой-никакой все-таки мужчина. Достань его, быть может, он знает, где мой пес.
— Я поняла, Зинаида Андреевна. Как Сережа?
— На операционный стол его, — ответил вспотевший Малыш, — переливание крови, капельница и стимуляторы. Тогда выживет.
— Гм… — вдруг вдохновилась Зинаида Андреевна. — А что, если отвезти его в… Да ты иди, Танюша, иди, мы уже подъехали.
— Оставьте себе Сережину рацию, я буду звонить по ней.
— Номер знаешь?
— Там написано.
Дверь открыли, вышвырнули меня. Я действительно стояла на Комсомольской, в двух шагах от перекрестка. Если идти дальше по линии, окажешься у Липок, а там совсем рядом булгаковская «сталинка».
Теперь, на свежем воздухе, ко мне возвращались чувства; хотелось выть, рвать и метать, кусать локти. И всю дорогу я думала, как обойти Зинаиду Андреевну, которая заранее просчитала все мои действия, а также действия двух десятков совершенно разных людей — действия, приведшие в конце концов к нужному ей результату.
— Сергей, — прошептала я, — Сергей! — Нет, слезы лить мне было некогда. Замок поддался под натиском ключа и моих остервенелых усилий. В спальне действительно была кровать, а под ней, естественно, нашлось углубление, которое немедленно подалось вниз, как только я три раза нажала. Открылся люк. В подвале было темно. Оттуда тянуло сыростью и собачьим запахом.
— Булгаков! — приказала я. — Выходи. Иначе я тебя выкурю.
— Я поднимаюсь, — обреченно ответил тот и быстро вылез на свет Божий. Выглядел он беззащитным, помятым и безнадежно уставшим человеком, который пришел к последней черте, после которой перестают бороться. И, хотя этот человек был причастен к тому, что я пережила за городом у «сторожей», сейчас он оставался моей единственной надеждой.
— Ты сука, Булгаков. По твоему разрешению насилуют беззащитных женщин. И поэтому ты сейчас умрешь, — сказала я, стараясь быть яростной и отчетливой. Трактовать мое поведение было несложно: я мстила за все. Он так и подумал, болезненно искривился, сжался, но не закрыл глаза, твердо уставившись на меня.
Я выстрелила… в стену рядом с ним. Он дернулся, вскрикнул, осел на пол… через секунду открыл глаза. И тут же увидел мой прижатый к губам палец.
Я уже лихорадочно обыскивала себя, заодно оглядывая и комнату на предмет скрытой камеры.
«Жучок» нашелся практически сразу — он просто прилепился в складке куртки; камер в комнате не было. Накрыв микрофон подушкой, я подошла к Булгакову и присела. Он смотрел непонимающе, но в глазах уже теплилась надежда.
Мне почему-то не хотелось его презирать.