Нет, много я повидал диковин, больших и маленьких, на голограммах, в чучелах и живьем, но впечатленцы до сих пор поражают меня. Мы были потрясены, узнав, что у них нет желудка и вообще всего того, что мы называем ливером. Но зато невероятно развитая нервная система. И именно это натолкнуло меня на мысль, которая впоследствии подтвердилась, что питаются они пищей духовной, чистым созерцанием красоты. Так сказать, хорошими впечатлениями, за что и название свое получили...
Ну так вот, каждый, значит, занимается своим делом. Вася, знаток телекинеза, сам с собой за двоих в пинг-понг играет, Лев Матюшин читает справочник гиппопотамовода-любителя и хихикает в наиболее скабрезных местах, картограф рисует портрет три на четыре метра, а я удаляю из мозга осколки черепной кости. Капитану же все неймется: налюбовавшись впечатленцем, он уставился на портрет.
- Любимая девушка, твердокопченую колбасу в руках держащая. Так я это назвал, - застенчиво объяснил картограф. И добавил: - По памяти рисую. Генетической.
- Сильная вещь, - одобрил капитан. - Ярко и в то же время ненавязчиво уловлена связь между едой и красотой. Кстати о красоте: ты куда собаку дел? это он уже у меня спросил.
Я к тому времени срастил осколки, залил мозг биораствором и приладил на череп заплатку. Думаю, посажу скальп на место, заклею раневые края и проверю реакцию. Вроде все правильно сделал, а мужик сильно косит. Отвлекаться мне во время операции нельзя, и я по-уставному не задумываясь ответил:
- Куда б я ее дел? Не девал я ее.
- Я спрашиваю, где Тишка?
Тут только до меня дошло, что капитан спрашивает, где Тишка. Где она может быть? Ну, сидит, как обычно, в кресле, чтобы ее мог видеть каждый и она видела всех нас. Каждая собака любит, чтобы на нее смотрели... Увы, в кресле ее не было. В результате судорожного аврала, возникшего стихийно, было установлено, что Тишки нет ни на катере, ни в его окрестностях. Ничего себе сюрпризик!
Когда мы отдышались от беготни и криков, капитан никого не упрекнул.
- Собаки нет, - констатировал он. - А с орбиты мы должны стартовать через три оборота. Значит, Цедну мы должны покинуть завтра в это же время, чтобы за оставшихся два оборота подготовиться к старту. Спрашиваю всех, что будем делать.
Наш капитан не терпел совещаний, а равно заседаний и планерок, называя эти мероприятия толчением воды в ступе. И если он сказал "спрашиваю всех", то, значит, положение было из ряда вон. Надо было что-то делать.
Тут я поступил так, как поступил бы каждый член нашего экипажа. Сделал шаг вперед и сказал:
- Капитан, это я проворонил Тишку. И если мы все улетим, то она может плохо о нас подумать. Но и оставаться всем не имеет смысла. Останусь я один. И если Тишка пока еще не съедена, я найду ее. Цедна - хорошая планета, ее так и так будут осваивать. Мы с Тишкой здесь подождем.
Я видел, как потупился Лев Матюшин, конечно, потому, что не успел шагнуть раньше меня. Я видел, как дернулся кадык у Васи Рамодина, - это он гордился мной. А капитан долго смотрел на меня в упор, потом затряс головой и сказал:
- Да, непросто командовать такими людьми. Нет, не просто. - Он замолчал, и в тишине было слышно, как сучит ногами муляжный мужик, видно, я что-то напутал с двигательными центрами. Капитан выключил мужика и добавил ни к селу ни к городу: - Что пеньком об сову, что совой о пенек...
И он закрыл совещание, не сообщив о своем решении.
Назавтра мы не улетели. Капитан поговорил со звездолетом и счел достаточным и одного оборота на орбите для удовлетворительной подготовки к старту. Мы бродили по окрестностям, далеко обходя свиноподобных, которые попадались в одиночку, заглядывали в колдобины, исходили криком у каждой заросли, и все напрасно. Потом я по привычке заглянул в виварий и увидел на экранчике, что светлый фефел объелся груш. Пришлось ставить ему клизму, - это нетрудно, когда весь экипаж в сборе. Тут кто-то вспомнил, что последним видел Тишку все-таки я, и меня попросили поделиться.
- Все, - говорю, - было как обычно. Когда я позавчера утром умывался, Тишка обрычала меня за то, что я долго копаюсь. Потом мы с ней ели приварок утром считаю горячее необходимым, - и я рассказывал ей, какая она у нас красивая, похожая на сфинкса, когда сидит, сложив лапы, и смотрит перед собой. Что она имеет блестящие глаза и холодный нос, вокруг которого растет белый подшерсток, а из черных точек на нем топорщатся усинки...
- Усинки, - вздохнул в этом месте Вася.
- ... Что на нее нужно любоваться, так как шерсть ее желтенькая такая на пузе переходит в коричневую на боках и почти черную на спине. И пусть ходит Тишка всегда лохматой, тот, кто хоть раз увидел ее, тот остаток дней проживет в радости, и ему будут все завидовать, потому что он видел самую красивую из собак. Тишка поощрительно подскуливала в самых теплых местах, не догадываясь, что я преувеличивал ее достоинства.
- Ничего ты не преувеличивал, - прервал меня капитан. - Она такая и была.
- Капитан! Она и есть. И будет!! - Вася трахнул себя кулаком в грудь, и мы долго прислушивались, как гаснет в ближнем лесу эмоциональное эхо.
Э, что там говорить! Закончили мы погрузку, увязку и утряску, не глядя друг на друга. В должный момент заняли места по вахтенному расписанию и капитан включил Маком.
- Начнем штатную проверку систем, - сказал он нарочито буднично.
- По какому поводу? - спросил Маком ребячьим своим голосом. В те времена все корабельные мозги имели детские голоса, говорят, с целью предотвращения развития комплекса неполноценности. Это у космонавтов-то комплекс!
- По поводу предстоящего старта, - капитан был печален, как недоглаженный кот.
- А вот и нет, - говорит Маком. - А вот и не полетим!
Мы все замерли. Если бы наш капитан, не к ночи будь сказано, вдруг запел арию мадам Баттерфляй из одноименной, между прочим, оперы, мы бы так не удивились. Малый корабельный мозг - не более чем навигационный компьютер.
И вот поди ж ты! А капитан вроде и не заметил нарушения устава.
- Это в связи с чем не полетим?
- Одного едока в экипаже не хватает, - говорит Маком.
- Это ты Тишку имеешь в виду?
- Хотя бы, а что?
Капитан убрал с клавиш руки, прикрыл глаза. На виске его мелко пульсировала, билась жилка.
Тут я должен сказать, что каждый из нас мог позволить себе скорбеть по Тишке. И скорбил! Но капитан по долгу своему думал сразу обо всех нас, скорбящих, и он держал себя в руках. Преодолев минутную слабость, наш капитан выключил компьютер и взял управление на себя.
Предстартовый порядок известен, и в нем главное - это забор воздуха в резервуары и сжатие его. При старте с обитаемых планет двигатели сначала работают на сжатом воздухе, и уже потом, на высоте десятка километров, начинается подача горючего. Это для того, чтобы не обжечь планету.