"Я не понимаю..."
"Завтра ты должен превратить "Собственность Акселя" в "Цитадель Милосердия". И тогда, возможно, твоя худосочная душа соединится с плотью".
Эдди заметил, что женщина понемногу начала подниматься выше. В темноте зазвучала очень печальная музыка. Тихие звуки словно обволакивали женщину, в то время как она постепенно сливалась с тьмой.
К тому времени, как Гарри вышел на улицу, он уже забыл о девушке. Что ж, оставалась мертвая собака. Не располагая особым выбором, он поплелся к дверям квартиры Нормы Пейн, скорее избегая одиночества, чем в надежде получить удовольствие от разговора о ее ошибке.
"Я никогда не ошибаюсь," - заявила Норма, перекрывая шум пяти телевизоров и нескольких радиоприемников, работавших в ее квартире непрерывно. По ее утвеждению, такая какофония была единственно верным способом удержать представителей мира духов, постоянно стремящихся проникнуть на ее территорию: шум повергал их в уныние.
"Я вижу силу в доме на Райд-стрит," - сказала она Гарри "Уверена в этом, как в собственном дерьме".
Гарри собрался оспорить это утверждение, как вдруг изображение на экране одного из телевизоров привлекло его внимание. Позади диктора, на картинке, репортер стоял возле магазина ( "Собственность Акселя" - прочитал Гарри). Полицейские и санитары грузили в машины мешки с человеческими телами.
"Что там?" - требовательно спросила Норма.
"Похоже на взрыв бомбы" - ответил Гарри, пытаясь расслышать голос диктора сквозь мешанину других телеканалов.
"Сделай погромче," - попросила Норма - "Мне нравятся катастрофы".
Но причиной разрушений и жертв, как оказалось, была не бомба, а массовое побоище. Драка началась утром в упаковочном отделе бакалейного магазина, и никто толком не знал, по какой причине с быстротой молнии она переросла в тотальную кровавую бойню. По самым скромным подсчетам, смертельный урожай собрал около тридцати жизней, а раненых было вдвое больше. Репортер, пытавшийся объяснить инцидент спонтанной вспышкой насилия, навел Гарри на ужасное подозрение.
"Ча-Чат..." - пробормотал он.
Несмотря на шум, сотрясавший маленькую комнату, Норма услышала его слова. "Почему ты так уверен?" - спросила она.
Гарри не ответил. Он внимательно слушал рассказ репортера о событиях, пытаясь определить местонахождение "Собственности Акселя". Его старания увенчались успехом. Третья Авеню, между 94-ой и 95-ой.
"Не падай духом," - сказал он Норме и оставил провидицу наедине с ее бренди и сплетнями.
Линда вернулась в дом на Райд-стрит в последней надежде найти здесь Боло. Он был, руководствуясь расчетами Линды, наиболее вероятным кандидатом в отцы ребенку, которого она вынашивала. Конечно, были в то время в ее жизни и другие мужчины. Странные мужчины, чьи глаза сияли золотом при подходящем освещении. Мужчины с радостными улыбками. Но присутствия Боло в доме не ощущалось, и она прекрасно понимала, что осталась одна -одинешенька. Единственное, на что Линда могла еще сделать - это лечь прямо здесь и умереть. Впрочем, здесь и так была смерть. Даже два ее вида. Во-первых, здесь был тот мертвый покой, о котором она молилась еженощно. Заснуть и разрешить холоду шаг за шагом охватывать ее. Была здесь и другая смерть, которую она внезапно почувствовала, когда усталость уже помутила ее рассудок. Смерть, не оставлявшая никакой надежды на будущее. Смерть, которую принес человек в сером костюме, чье лицо напоминало полузнакомый лик какого-то святого. А через момент - стену с гниющей штукатуркой.
Прося мимоходом милостыню, она брела в направлении Таймс-сквер. Здесь, в толпе людей, она временно чувствовала себя в безопасности. Зайдя в маленькую закусочную, Линда заказала омлет и кофе, рассчитывая, что собранные деньги покроют расходы на заказ. Еда потревожила плод внутри нее. Она почувствовала, как ребенок заворочался на границе сна и бодрствования. Линда подумала, что может быть, стоило бороться еще. Не ради себя - ради ребенка. Она не спешила вставать из-за столика, размышляя над проблемой до тех пор, пока владелец кафе ворчливо не выставил ее обратно на улицу.
Было заполдень, и погода портилась. Где-то рядом женщина пела на итальянском какую-то трагическую арию. Сдерживая подступающие слезы, Линда отвернулась от боли, которой была наполнена песня, и пошла куда глаза глядят. Когда толпа проглотила ее, человек в сером костюме выскользнул из кучки людей, собравшихся на углу послушать пение оперной дивы. С присущей молодости целеустремленностью он оставил зевак, будучи уверенным, что не упустит намеченную цель. Марчетти жалел о пропущенном шоу. Он обожал арии. Хриплый женский голос, утонувший в спиртном, напоминал о живых полутонах скромности его намеченной жертвы. Идеальный памятник ее несовершенства делал искусство Верди смехотворным, без всякого намека на превосходство. И все же он еще вернется сюда, когда с тварью будет покончено. Недолгое удовольствие от услышанного впервые за много месяцев вызвало слезы на его глазах. Ему хотелось рыдать.
Гарри стоял на Третей авеню и наблюдал за народом, столпившимся возле "Собственности Акселя". Любопытные собирались сотнями в холоде опускающейся ночи, в надежде не пропустить зрелище. Разочарованных не было. Трупы продолжали выносить до сих пор - пакетов и мешков не хватало, чьи-то останки нашли последний приют в обычном ведре.
"Кто-нибудь видел, что здесь произошло?" - попытался узнать Гарри у стоявших зевак.
Лицо обернувшегося мужчины раскраснелось от мороза. "Парень, который прославил это место, просто выявил его суть," - сказал он, усмехаясь собственной нелепости. "И лавочка превратилась в гребаное болото. Многие погибли в давке".
Это мнение тут же было оспорено рядом других - у каждого имелась своя версия случившегося.
Гарри был готов попытаться отделить действительность от вымысла, когда внимание привлек разговор справа от него. Мальчишка девяти или десяти лет приставал к своему другу.
"Ты почувствовал, как она пахнет?" - допытывался он. Друг энергично кивал. "Жиром, правда?" - заключал первый. "Дерьмо и то лучше пахнет," - подытоживал второй, и парочка заходилась заговорщицким хохотом.
Гарри посмотрел на объект их веселья. Огромная толстая женщина пристально наблюдала сцену разрушения крохотными блестящими глазками. Гарри забыл о вопросах, которые собирался задать зевакам. Единственное, что он сейчас сознавал так же ясно, как вчерашний день - порождения ада снизошли к его стараниям. Это не были известные ему заклятья, ни даже демонстрация явлений только их тонкий аромат. Запах жженого волоса, смешанный с вонью разложившегося на солнце тухлого мяса. Не обращая внимания на разговоры вокруг него, Гарри направился к женщине.
Она почувствовала его приближение, и складки жира на ее шее пошли морщинами, когда она повернулась, чтобы посмотреть на него. Теперь Гарри не сомневался, что перед ним Ча-Чат. В доказательство подобной догадки демон пустился в бегство. Его конечности и жирные ягодицы при каждом прыжке выделывали безумное фанданго. К тому времени, как Гарри проложил свой путь сквозь толпу, демон уже заворачивал за угол 95-ой. Но украденное им тело не было приспособлено для гонки, и Гарри быстро сократил расстояние между ними. В нескольких местах улица не освещалась, и когда он наконец схватил демона, то услышал рвущийся звук. На пару секунд мрак скрыл от него омерзительную действительность, которую он осознал позже - каким-то образом Ча-Чат освободился от узурпированной эктоплазмы, которая теперь таяла в руках Гарри, как перезревший сыр. Сбросив бремя плоти, демон улизнул - скользкий и эфемерный, как несбывшаяся надежда. Гарри с отвращением отбросил комок грязи и продолжил погоню, пустив в ход Заклинание, которому его обучил отец Гесс.
Внезапно Ча-Чат прервал бегство и развернулся к Гарри. Глаза демона видели все пути, кроме господних. Широко открытый рот попытался рассмеяться. Раздался звук, словно кто-то блевал в шахту лифта.