И всё же, солнышко с каждым днём греет всё сильнее, воробьи начинают собираться стайками, на удивление громко, дружно и задорно чирикая, а у подъездов жилых домов, слышатся истошные вопли дерущихся котов. Им проще…
Этой зимой я попытался дёрнуться на юг. Глупо конечно было отрываться от мизерного, но относительно стабильного заработка. Но холод и сырость долгой зимы, в конце концов надоедают. Хочется хоть немного тепла, тлеет где-то в уголке подсознания уголёк надежды, на какую-то эфемерную "удачу" — даже если самому не вполне ясно, в чём, собственно говоря, эта удача может выражаться. Вот и моей скромной, и наверное не слишком разумной персоной, завладела мысль мотануться на юг. А юг у России остался один — Кавказ. Не вполне логически рассудив, что лето есть лето, а зима есть зима — и потому, дескать, зимой на юге полегче будет — я пропёр электричками до самой Кубани. Видимо в моих рассуждениях было не столько логики, сколько усталости, от одних и тех же вокзалов, от мотания с тяжёлыми сумарями, от промозглости и холода слишком длинной русской зимы, от безнадёжного однообразия всего, что окружало само моё существование.
Дорога на юг была мне знакома. Доехал я быстро. И столь же быстро понял (по крайней мере — начал понимать) степень наивности своих туманных упований неизвестно на что. Зима — она и на Северном Кавказе зима. Морозы там послабее — зато часты сильные ветры, бураны. Покрытое льдом Азовское море, производит унылое впечатление. Даже не верится, что летом здесь вполне курортный район (правда, плохо развитый. Его бы финнам в руки — после ихнего-то юга, лежащего на широте нашего Санкт-Петербурга!).
Лишённая лесного покрова, заснеженная степь — тоже не слишком приятна на вид. В общем — напрасно стремятся сюда на зиму многие бомжи (не один я такой наивный). Хотя, некоторые из них приноравливаются жить в заброшенных кошарах, порой строят домики из самана (ещё с осени) где-нибудь в балках, по буеракам — а иные как-то где-то подрабатывают и за счёт этого живут при каких-нибудь выселках. Но основная масса стремящихся на юг бездомных, нарывается на неприятности гораздо скорее, чем на какое-нибудь пристанище. И дело тут не в климате, а в людях, населяющих эти края.
Казаки считаются русскими людьми. Но по характеру своему, складу мышления (менталитету — как принято говорить сегодня), это отдельный этнос. Так бывает в мире, что люди говорящие на одном и том же языке, разнятся друг от друга складом национального характера. Так австрийцы и германо-швейцарцы отличаются от немцев; американцы США отличаются отличаются от англичан, новозеландцев и австралийцев; аргентинцы и перуанцы отличаются от испанцев (и друг от друга); бразильцы — от португальцев, а казаки — от русских. У казаков явно меньше чем у русских сочувствия к обездоленным людям — в том числе, к обездоленным казакам. Правда, родня обычно старается не допустить, чтобы их родич стал бомжём. Но если он им всё-таки стал, то его автоматически считают уродом и отщепенцем — а он платит им ответной неприязнью, прибиваясь к русским и украинцам (белорусов тут мало) и "отодвигаясь" от соплеменников. Неприязнь к чужакам — здесь явление обычное. А под чужаками обычно подразумеваются все, кто не с этой станицы (или хутора). Многими чертами поведения, казаки схожи с окружающими кавказскими народами. Например, вечером, на улице небольшого казачьего городка, женщина чувствует себя почти так же неуютно, как где-нибудь в дагестанской глубинке. Молодые учительницы нередко побаиваются своих учеников из числа старшеклассников. А молодая сноха частенько опасается тестя. "Снохач" — то есть любитель прижать сноху — обычное слово в казачьем обиходе. Незамужняя женщина в станице, должна в первую очередь искать себе мужчину — хотя бы в качестве любовника — который не позволял бы местным малолеткам ломать ей двери. Армянские или азербайджанские женщины, достаточно раскованно чувствующие себя где-нибудь в Москве, на Кубани не намного более свободны, чем у себя в Закавказье.
А уж придти на вокзал, чтобы полюбопытствовать — нет ли там кого "чужого", которому можно было бы проломить голову — это, для подрастающего казачьего племени, чуть ли ни дело чести. И вот тут казаки резко отличаются от соседних кавказских народов, которые весьма неравнодушны к женщинам, но нищих обычно не трогают, а нищих стариков не трогают ни в коем случае — невзирая на национальные, или религиозные отличия. Пожалуй только чеченцы несколько схожи с казаками в том, что ставят себя выше всяких правил и выше всех окружающих — за что их недолюбливают все соседние народы (даже единоверцы-мусульмане). Но и у чеченцев как-то не принято демонстрировать силу на нищих, а ударить старика — недопустимо.