Я — в не менее глупом положении. Никто ни о какой общине тут не слыхал. Да и не мудрено — районы в этих местах крупные, с обилием лесов и болот. Освоенность довольно слабая. Ведь это территория пограничная с Карелией (которую в царское время именовали "подстоличной Сибирью"). Как говорится: трудно найти в тёмной комнате чёрную кошку — особенно если её там нет.
На железнодорожном вокзале пригляделся к способу выживания местных жителей. Вокзал этот находится поодаль от самого города. Это в общем-то неплохо — милиция туда почти не заглядывает. Но при этом грязный, обшарпанный, холодный вокзал, напоминает каменный сарай. Там так холодно, что спать почти невозможно. Двери практически не закрываются. Скамейки изрезаны и исписаны всякой нецензурщиной. Стены тоже исписаны, пол засыпан окурками. Пассажиров как таковых, маловато. Зато много людей торгующих ягодой (почти поголовно — клюквой). В брезентовых накидках и резиновых бахилах, с ведёрками ягоды в руках, сидят они насупившись и сжавшись, будто огромные серые воробьи. Ждут поезда. Тихонько переговариваются между собой, постоянно покашливая. Жалуются, что по трое суток кормят комаров на болоте, а потом по трое суток собранное продают. Может и преувеличивают малость, но лица у многих действительно изъедены комарами и мошкарой капитально. Тут не Подмосковье, от здешних комаров никакими мазями не спасёшься. И они здесь какие-то холодостойкие — летают и пируют при такой температуре, при которой и человек-то дрожмя дрожит. Глядя на этих людей, уж и не знаешь что считать большим из зол — наличие колхозов, в которых работникам ни хрена не платят, или отсутствие таковых, что автоматически означает безработицу для большинства местных сельчан…
46
Зима с 1998 на 99 год, была для меня поистине убийственной. Промотав последние копейки в поездках по колхозам (и не только колхозам) в идиотски наивной надежде "где-то как-то устроиться, как все нормальные люди", я оказался в отчаянном положении, когда зима обрушилась на мою неподготовленную (во всех отношениях) голову. В ту зиму мне искренне не верилось, что я выживу, дотяну до весны. Полуголодный, полузамёрзший, полусонный, одетый явным бомжом, я был хреновым работником и думал только о том, где бы погреться, посушиться, поесть, поспать. Ночевал одно время в подъездах многоэтажных домов города Жуковский (станция называется "Отдых" — это по казанскому направлению, примерно час езды от Москвы на электричке). В Москве-то, на дверях подъездов, стоят кодовые замки, да домофоны. В Жуковском тогда эти новшества ещё не прижились.
На столичных вокзалах, без билета на поезд дальнего следования, не пускали людей даже в платные залы. Правда кое-где ещё существовали залы бесплатные — но туда ночью соваться не следовало (днём — ещё так-сяк). На Киевском вокзале, например, бомжей просто забивали, запинывали до полусмерти, сразу после ухода последней электрички — и вокзал закрывался на ночь (одно время вроде перестал закрываться, потом опять ввели эту практику). Избитых людей гнали (кто не мог идти — выволакивали) на улицу, где они медленно загибались от холода — прямо под стенами вокзала. Всегда, практически каждую ночь, можно было видеть умирающих на улице людей, до которых никому не было никакого дела.
Помню в одной из журнальных статей, какой-то старенький писатель сам удивлялся тому, что в начале тридцатых годов, умудрялся в упор не замечать загибавшихся на Киевском и Курском вокзалах Москвы, жителей Украины, бежавших в столицу от ужасающего голодомора. И не только он лично, но и его знакомые сверстники. Вот шли спокойно мимо — и "как-то не замечали" умиравших от голода людей.
Может быть, когда-нибудь, какие-нибудь политики (исходя из каких-то своих соображений) поднимут вопрос о массовой гибели бездомных людей в период "расцвета демократии, гуманизма и толерантности". И кто-то поразится, сделав большие глаза: "А мы как-то и не замечали"…
Ведь даже официально (во всяком случае, эти цифры, опубликованные в печати, никогда никем не оспаривались) в Москве (именно в одной только Москве) за одну зиму (только за одну зиму!) умирало от холода (не считая других причин) порядка 800 бездомных. Думаю что на самом деле, жертв было больше. Потому что считать трупы в каких-нибудь развалинах, канализационных системах, лесных массивах, недостроях, в заброшенных подвалах и чердаках — просто некому. А уж сколько людей гибнет по всей России, за целый год, от холода, голода, побоев, болезней, от неоказания медицинской помощи и от прямых убийств — одному Богу известно. И ведь всех этих людей можно было бы спасти. Они не в тайге загибаются. Им не просто не помогают — их искусственно уничтожают, не выдавая документы, не принимая нигде на работу, не позволяя даже греться на вокзалах. Любые теракты, любые этнические чистки где-нибудь в Боснии или Косово, меркнут и бледнеют, в сравнении с преступлениями, совершаемыми в отношении российских граждан, российскими же чиновниками и милицией. Если это не геноцид — что же тогда можно назвать геноцидом?!..