Конечно — скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Не так-то легко давались те или иные решения. Были и колебания, и приступы неуверенности. При этом совета спросить было не у кого. Как мог в такой ситуации чувствовать себя 19-летний парень, находящийся один на один со своими проблемами, среди чужого ему города и народа, которому приходилось в экстренном порядке решать свою судьбу?
В то же время, просто бездельничать и ждать с моря погоды, было нельзя — не было у меня ни денег, ни знакомых, ни тёплой одежды, ни каких-либо документов. А стоял уже август, до конца лета оставалось немного. Мне, в моём положении, опасно было даже на вокзалы заглядывать.
Вот в такой ситуации и было принято решение — уходить в Западную Германию, через Польшу и ГДР.
Конечно — далеко и опасно. Но зато можно было надеяться на самого себя. Не было зависимости от каких-нибудь лодок, или от милости работников посольства (которые могли ведь оказаться шкурами).
Умным ли, глупым ли, было моё решение — оно было принято. А значит — подлежало исполнению. Тот кто готов меня за него осудить или высмеять, пусть вспомнит, насколько мудрым и дальновидным он был в свои 19 лет и пусть поставит себя на моё место. Всё ведь познаётся в сравнении…
10
На Киевском вокзале я сел на электричку до Малоярославца. Вообще-то на том направлении самые дальние пригородные идут до Калуги. Но калужскую электричку предстояло ждать долго. А зачем ждать, когда можно ехать? А там глядишь, что-нибудь своё до Калуги пойдёт…
В Малоярославце на вокзале менты лихо скрутили ласты какому-то подвыпившему бедолаге и заволокли его к себе в дежурку. Потом вышли искать понятых для обыска (всё ж таки во времена Горбачёва не было у них таких беспредельных прав как сегодня — обыскивать задержанного могли лишь в присутствии понятых). Народу на вокзале было мало. Позвали в понятые меня и какую-то дамочку, жутко раздувшуюся, подобно лягушке, от сознания собственной значимости — её пригласили в понятые!..
У меня вообще-то была опаска — как бы документы предъявить не потребовали. Но стражи порядка увлеклись шмоном чем-то проштрафившегося алконавта, который только таращил глаза, шмыгал носом и, время от времени, заплетающимся языком изрекал нечто вроде: "б-б-бляхха м-м-мухха"…
Милиционеры то и дело поворачивались к нам и, тряся какой-то ветошью из его сумки, сурово изрекали: "Вот видите?! Видите?!.." По правде говоря, нихрена мы там не видели и не совсем понимали, чего его вообще сцапали. Но головами кивали дружно: "Да-да, это ужасно!.." Слишком уж насупленные брови были у блюстителей закона. Спорить с ними не хотелось.
Но в конце концов этот спектакль закончился. Нас сердечно поблагодарили как шибко сознательных граждан — и выпроводили. Дождался я своей электрички. Потом от Калуги доехал до Сухиничей. От Сухиничей — до Брянска. От Брянска — до станции Хутор Михайловский. На самом-то деле это никакой не хутор, название — всего лишь дань истории. В годы Отечественной войны прославились эти места активными действиями партизан — в том числе отрядов, возглавляемых Ковпаком и Фёдоровым. Ну как же — Брянский лес, да ещё стык границ трёх советских республик, — РСФСР, Украины и Белоруссии…
На подъезде к Хутору Михайловскому, бросались в глаза плакаты (установленные так, чтобы их могли читать пассажиры поездов): "Орденоносная Украина приветствует вас!"
Какой-то дед, в стоптанных кирзачах и с насупленными бровями, выдал комментарий: "Ну начинается хохлячий выпендрёж!.."
Хотя, честно говоря, сколько-нибудь существенного различия между жителями украинского Хутора Михайловского и русского Брянска, не ощущалось. Слово "граница", в этой местности, ничего кроме улыбки не вызывало. Вообще, на мой лично взгляд, все конфликты между народами возникают не от каких-то естественных и непреодолимых противоречий между этими самыми народами, а из-за мании величия и непомерной жадности власть имущих, из-за шизофренических выходок и взаимных претензий политиканов. Поэтому, когда говорят что теми или иными вопросами "должны заниматься политики" — это бред. Политики, сами по себе, сроду ни до чего хорошего не договорятся. Они такого нарешают — несчастные народы потом сто лет эти решения расхлёбывать будут. Политики должны быть наёмными клерками своих народов (обслугой — вроде официантов). Они должны отстаивать (лоббировать) те решения, которые принял народ — в лице своих всенародно избранных представителей. Никакой "своей" линии, политик вести не вправе. Иначе — беда.