"А мы по Волге будем плавать в океан — оптимистично заявляет один из татар."
— "Будете вы плавать, ага! Ермака на вас нет! Он бы вас крестил по-своему!.."
Татары обиженно умолкают. Им, разумеется, хорошо известно, что во всех тюрьмах непоколебимо уверены: Ермак "крестил" аборигенов Сибири, положив на пень свой половой член и заставляя его целовать.
Впрочем, учитывая тот факт, что войско Ермака представляло собой, по сути, крупную банду, а сам Ермак лишь после покорения Сибири получил прощение грехов от царя (а до того и грабежами промышлять доводилось) — не исключено, что народный герой и вправду мог позволять себе "нестандартные" выходки, по отношению к покорённому населению. Нравы того времени вообще излишним гуманизмом не отличались.
Конечно, не всегда тюремные споры носили столь безобидно-карикатурный характер. Всякое бывало. Доходило и до откровенной ненависти, до готовности пустить в дело заточки.
И всё же у меня лично сложилось впечатление, что в целом, уголовный мир, при всех его страшнейших недостатках, явно более интернационален и аполитичен, нежели мир "вольных" людей. Пусть меня поднимут на смех, но я готов утверждать, что если бы вместо благопристойных лощёных политиков, страны СНГ возглавлялись простыми, ранее судимыми мужичками — они куда быстрее профессиональных политиков нашли бы друг с другом общий язык, утряся все спорные вопросы на обоюдовыгодной основе…
А время шло.
Изменение общей обстановки в стране, ослабление идеологических тисков, довольно благотворно повлияло на уровень жёсткости тюремного режима. Вертухаи притихли. Обращение с подследственными и осужденными, стало более-менее приличным. Порой заключённые начинали позволять себе даже наглость и хамство по отношению к охране. Кормёжка тоже стала более-менее пристойной. Всё это как-то обнадёживало — хотя выматывающая душу тоска, в тюремных стенах неизбежна.
В некоторых странах, в старинных зданиях бывших тюрем, создают отели — и богатые придурки платят деньги за то, чтобы пожить в бывших камерах. Для меня такие причуды — абсолютная дикость. Там столько скапливается негативной энергии — уму непостижимо! Каждый кирпич пропитан злобой, ненавистью, тоской и отчаянием нескольких поколений!
Хотя — есть ведь извращенцы, которым нравится нюхать чужое исподнее, или подглядывать за испражняющимися людьми…
Наступил в конце концов день, когда меня вызвали с вещами на этап.
Этап был до Харькова. Ехали какими-то зигзагами, через кучу областей. Вагон-зак ("Столыпин") неоднократно перецепляли от одного пассажирского поезда к другому. Области на Украине маленькие, но густонаселённые. За чуть приоткрытым окном, мелькали очаровательные сельские ландшафты, залитой летним солнцем, цветущей Украины. Даже сознание того, что изрядная часть этой земли подверглась удару радиационного заражения, не могло перечеркнуть общую привлекательность природы благословенного края. Может быть впечатление усиливалось от того, что ехали мы по северной, более-менее лесистой, красивой части Украины — а не южной, степной. Да к тому же из-за решётки "воля" всегда выглядит ужасно привлекательной…
В Харьковской пересыльной тюрьме, мы попали как будто на другую планету. Огромное бетонное помещение транзитной камеры с трёхъярусными железными нарами, напоминало грязную конюшню. Охрана, состоящая почему-то сплошь из азиатов и кавказцев, по малейшему поводу и без повода, врывалась кучей, с дубинками и овчарками, избивая всех без разбору. А на тех, кого уволакивали в изолятор, там натягивали смирительные рубашки — и забивали до полусмерти. Львовской вольницей в Харькове и не пахло. Там было не до национально-политических споров.
Почему-то много было бывших военнослужащих, из воинских частей, расквартированных в Восточной Европе — в ГДР, Польше, Венгрии, Чехословакии. Какие-то прапорщики, лейтенанты (естественно — уже не в военной форме). Кто-то из них попал в тюрьму за изнасилование, кто-то за грабёж, кто-то за воровство. Невольно напрашивалась мысль, что в западных группировках советских войск, началось какое-то обвальное падение дисциплины. Впечатление эти вояки производили жалкое, выглядели сопливой шпаной (я говорю именно об офицерах, а не о простых солдатиках), постоянно грызущейся между собой и панически боящейся "настоящих" уголовников.