Всё это парнишке, в принципе, объяснили — не сказать чтоб ему было так уж тяжко. Но у него в башке мысль засела — навестить с автоматом следака, который его посадил. Вот загорелось ему обязательно в город наведаться — хоть ты кол на голове теши! А может просто по цивилизации, по рожам русским соскучился — кто знает…
Ну и попёрся он значит в Воркуту. Нашёл квартиру того следака. А того, урода, дома нет. Закон подлости!.. В квартире — жена и двое детей. Ну вот представьте картину — жена воет, в ногах у него валяется, дети хнычут…
Что ему делать? Плюнул на них и ушёл. А баба тут же в ментовку звякнула. Он из города выйти не успел. Менты его окружили. Перестрелка была, его раненого взяли. Он сам мне в камере рассказывал как дело было. Что потом с ним стало, не знаю — меня на суд увезли, а после суда привезли уже в другую хату — в осужденку… Вот так шакалов-то жалеть!.. Так что зона в Воркуте есть — одна, как минимум, точно."
Рассказчик запахнул телогрейку и пересел от печки подальше в тень.
Зэки зашевелились, заспорили:
— "А что — детей что ли убивать нужно было?!"
"Нет — в жопу их перецеловать!"
— "От змей только змеёныши и рождаются — нехуй мусорское отродье жалеть! Они людьми никогда не станут. Говна без них хватает — ещё на расплод их оставлять!.. И эту падлу хотя бы выебал, если уж убить духу не хватило — глядишь, постеснялась бы так сразу в ментовку звонить, признаваться, что её отъебали".
"Э, земеля — если она под мусора легла, то какое там нахуй стеснение! Она и слова-то такого наверное не знает…"
— "Ну с детьми-то счёты сводить…"
"Ты видать ещё мало горя хапнул! Тебя никто не пожалеет, не сомневайся. Ты-то для них точно — не человек. Думаешь небось, что освободишься — и всё у тебя хорошо будет? Женишься, на работу устроишься и зону вспоминать будешь как кошмарный сон? Сейчас, ага! Эти твари тебя в покое не оставят, жить нормально не дадут. Это им можно жениться и плодиться, и наполнять уродами землю. А тебя обязательно сюда снова загонят. Посмотрим, что тогда запоёшь…"
Поспорив ещё немного на эту тему, вернулись к тому, с чего начали. Кто-то сказал, что на станции Иоссер точно нет никаких лагерей.
Станция Иоссер?.. Иоссер… Никто и не слыхал о такой удивительной станции. Некому было опровергнуть слова единственного человека, утверждавшего что лагерей там нет.
Аж смутились сердца изумлённых зэков — да неужто и впрямь нету?!!..
Но тут же вырвался у кого-то убойный аргумент: "А чего ж там тогда станцию построили — если лагерей нет?"
— "Так для людей. Местных."
"Для людей??!!!.. Дружный смех, раздавшийся из нескольких глоток, подвёл черту под дискуссией."
В самом деле — трудно предположить у власть предержащих в этом каторжном краю, наличие желания заботиться о людях. Здесь как в ожившем анекдоте, дети играют в зэков и расконвойников. И не стоит удивляться, увидев как замурзанная девчушка лет пяти-шести, одной рукой держа наперевес палку (автомат!), а другой вытирая сопли, с серьёзным выражением на рожице конвоирует свою, не менее сопливую сверстницу. А молодёжь разговаривает на лагерной "фене" и продавщица в сельском магазине может всерьёз обидеться, и даже способна обратиться через расконвойников "за правосудием" к зоновским блатным, услышав по своему адресу такую фразу, на которую её коллега из Московской или Рязанской области, не обратила бы никакого внимания (по крайней мере — не поняла бы её "полного", лагерного смысла).
Однажды вечером, в зоновском бараке, я встретил старика-расконвойника, который был явно не в своей тарелке. Пересыпая речь отборным матом, он рассказал о том, как вынужден был целый час просидеть тише мыши в каком-то подъезде, потому что там же выясняли отношения какие-то акселератки пэтэушного возраста.
— "Прикинь: одна другой нож к горлу приставила и рычит — "Ты, лярва позорная, если с Генкой ещё путаться будешь — я тебе буфера поотрезаю, зенки выколю, матку наизнанку выверну! Он мой — поняла?! Я на него ещё осенью глаз положила!.." А у неё за спиной ещё две такие же кобылы стоят — скалятся, ляжки почёсывают. Ну, думаю: если они меня тут учуют — всё, пиз*ец! Х*й на пятаки порежут!.."