Выбрать главу

И уж совсем глупо предполагать, будто кто-то мог "примазаться" к верующим, ради благосклонности администрации. Менты-то как раз смотрели на верующих с очень и очень большим подозрением. Будь их воля — вообще пресекли бы эти собрания. Ведь верующий человек — это порядочный человек. Он не станет стукачом, не будет выслуживаться перед начальством, идти в чём-то против совести. А людям непорядочным, среди верующих поразительно невыносимо, душно и тяжко — будто рыбе, вытащенной из воды. Тем более, что в зоне всё на виду. Тут тысяча людей смотрит на одного — и один смотрит на тысячу.

Причём — людям, ради избавления от своих дурных привычек, не приходилось как-то сверхсильно напрягаться. Вся грязь, вся накипь, сходила с них как-то незаметно, без огромных усилий — как струпья с заживающей раны. Вот там я убедился, что страшнее всего — не та или иная вера, а полное безверие. Человек, лишённый веры — это живой труп. Если человек верит, то к какой бы деноминации (религиозной группе) он ни принадлежал — его жизнь имеет высший смысл. Плох не католик, или баптист — плох и страшен атеист. Потому что человек, для которого нет ничего святого — это особо опасное (из-за наличия человеческих мозгов) хищное животное.

Помню, был в зоне довольно оригинальный тип — Гена, по кличке Ассириец. Он и вправду был ассирийцем — только жил в Москве, русский язык считал родным, отличался начитанностью и хорошо подвешенным языком. А ещё был у Гены пунктик — патологическая страсть к азартным играм. Играл в любое время и на что угодно. Случалось конечно ему выигрывать — но и проигрывал порой по-чёрному. Не успеет жена привезти передачу — как всё уже роздано за долги по карточным проигрышам. Жена на свидании плачет: "Гена — поклянись, что не будешь играть в карты!" — "Клянусь!.." После свидания, подходят к Ассирийцу: "Пошли, в картишки перекинемся." — "Нет, я не буду — слово дал." "А в шахматы будешь?" — "Буду…"

На следующем свидании жена требует: "Поклянись, что больше не будешь играть в карты, шахматы, шашки, нарды"… далее следует перечень всех известных ей игр. Гена клянётся, в грудь себя колотит — аж пыль по сторонам летит. Разумеется, всех этих клятв хватает ненадолго.

Доходило до того, что его родной брат приезжал в Синдор, за взятку заходил в зону и расплачивался по карточным долгам сродника. В конце концов, вся семья (кроме матери) от Гены отреклась, как от чумного (что само по себе необычно — семьи у ассирийцев дружные). А общая сумма проигрышей составила такую неподъёмную цифру, что блатной общак решил вмешаться. Положили на пороге барака, в котором обычно шли игры под интерес, обычную половую тряпку — на которую и предложили сыграть Ассирийцу. Гена проиграл. Тогда ему было сказано, что теперь, проигранная им тряпка — табу. Если он переступит через неё (то есть — переступит порог барака, в котором идут игры) — его убьют.

Гена стал играть "подпольно", тайком, в других бараках, вертясь как уж на сковороде, когда его вызывали на общак по поводу доходивших до блатных слухов, о неподконтрольных им играх. И случилось чудо — блатота отступилась от него, сочтя явно больным. Дескать — нахрена руки об него марать, если рано или поздно его прирежет какой-нибудь партнёр по игре, не получивший выигрыша…

А потом Гена зачастил к верующим. Поначалу, всей зоной это воспринималось с юмором. И как же все были изумлены, когда Ассириец, как-то совершенно спокойно, без всяких клятв и помпы, завязал со своей, казалось непреоборимой страстью! Просто перестал играть — и всё. Будто выздоровел, или от кошмарного сна проснулся…

Приезжали к нам и проповедники из США, произносили много правильных слов, дарили витамины и разную мелочёвку (типа авторучек). Однако, борясь за каждую грешную душу находящуюся в зоне, все эти добрые наставники, совершенно утрачивали интерес к человеку, едва только он освобождался. Что ждёт на воле освободившегося — никого толком не интересовало. "Прощай брат, пиши нам, мы за тебя молиться будем…" Потом иногда вспомнят: "Что-то такой-то брат нам не пишет? Забыл нас…" А дорогой брат уже где-нибудь с голодухи буханку хлеба стащил — и по-новой в тюрьме сидит.