В пятом часу утра, объявляется посадка на первую электричку (не важно, куда идущую). Часть бездомных устремляется туда. Будут спать в этой электричке — если там вагоны будут отапливаться, если не выгонят на мороз ревизоры, или всё та же милиция, если не изобьёт (а то и вообще убьёт) шпана…
Другие бомжи терпеливо ждут открытия метро. Будут там (обычно на кольцевой линии) отогреваться и чуть-чуть приходить в себя после сумасшедшей ночи — опять же, если не выгонят на мороз, если шпана не нападёт, и ещё много разных "если".
А потом будет ещё одна сумасшедшая ночь. И ещё. И ещё… И так — всю зиму. Если конечно выдержат организм и воля человека. Мало кто из очутившихся на вокзалах осенью, доживёт до весны.
Помню, как какой-то заросший, хрипатый бомж неопределённого возраста, с грустной иронией говорил своему, натужно кашлявшему спутнику: "Прикинь, если мы в ад попадём, наверно там вот так же будет — вечная холодина, погреться негде, прилечь некуда и черти с дубинками нас гонять будут, по огромному снежному полю, по ветру морозному, туда-сюда, без конца, без краю. Попы, правда, про пекло что-то базарят — но по-моему стужа-то покруче будет. Вон, в Ташкенте люди живут — хоть и жалуются на жару, а на Таймыр их *** загонишь!.."
— "Так мы походу, уже в аду и есть. Видать в прошлой жизни дохуя нагрешили."
"Ага — ментами наверно были…"
Услышав этот странный диалог, я невольно вспомнил отрывок из книги Владимира Солоухина "Смех за левым плечом". Есть там такие рассуждения:
"Вот мы все — ад, да ад! Я слышал легенду, что земля наша есть ничто иное как ад, куда посылаются души…
Откуда?
Ну… из какого-то другого, верхнего, или, по более современному, параллельного, мира… Да… так вот, на землю будто бы посылаются души в наказание за проступки, на мучения и пытки. Вся наша жизнь будто бы и есть — ад. Это выдумка и легенда, бесспорно. Но ведь как похоже, если взглянуть на всю нашу жизнь под этим углом! Там-то они живут, купаясь в нирване, — вечный свет и вечный покой. Безмятежность. Безмерность. А здесь у нас? Уже с детства — пытка тем, что тебе хочется, а не дают. Пытка тем, что другому дали больше и лучше, чем тебе. Пытка тем, что другого, оказывается, любят больше, чем тебя. Пытка болезнями. Пытка болью во время рожания детей. Пытка боязнью потерять детей. Пытка болезнью детей и их потерей. Пытка, когда дети на твоих глазах голодают. Пытка тем, что другие дети успевают больше и лучше, чем твои, а твои сбиваются с пути, а часто и гибнут. Пытка физическими лишениями, подневольным трудом, вообще тяжёлым трудом. Пытка голодом и холодом, вечной озабоченностью о семье и о своей собственной материальной обеспеченности. Пытка неразделённой любовью, потерей ближних… Пытка ожиданием собственной смерти и постоянной боязнью её… Я уж не говорю о пытках войнами, тюрьмами, казнями и буквальными пытками в тюрьмах"…
Да — неплохо сказано. Но признаюсь, этот отрывок и вообще вся книга Солоухина, не запали мне так в душу, как слова давно не бритого и не мытого, хрипатого бродяги: "…Наверно там вот так будет — вечная холодина, погреться негде, прилечь некуда и черти с дубинками нас гонять будут, по огромному снежному полю, по ветру морозному, туда-сюда, без конца, без краю"…
Нужно было слышать этот голос, тон, которым всё это было сказано…
В общем — я быстро уразумел, что на вокзалах жить нельзя. Такая, с позволения сказать, жизнь — это тяжелейшая форма самоубийства. Но что же делать? В Москве и Подмосковье своих безработных навалом — с паспортами и пропиской. Если где и найдётся работа — так без жилья, с зарплатой, которую не платят по 2–3 года. Впрочем и такую работёнку — ещё поискать нужно. Пока не вышли все деньги, пока одежда чистая и вид не слишком затрапезный, нужно что-то предпринимать — быстро и решительно.
Но — что именно?.. Известно, что при советской власти, людям, находившимся в моём положении, приходилось надеяться на северные районы. Там меньше выкаблучивались при приёме судимых на работу в какие-нибудь леспромхозы, или на шахты (хотя — тоже конечно не без проблем). Разумеется я отдавал себе отчёт в том, что времена изменились. Но всё же, может быть можно ещё на что-то надеяться?
Вспомнив одного зэка, который на зоне часто, в самых восторженных словах рассказывал о родной для него Мурманской области (известно — всяк кулик своё болото хвалит), я решил — была, не была! Чем, в конце концов, я рискую? В Москве-то ведь точно ловить нечего…