— А разве должны знать?
Он растерянно заморгал:
— Как вы сказали?
— Разве должны вы это знать? Вы же не робот. В нас не заложена программа, чтобы заранее знать, как реагировать в той или иной неординарной ситуации.
Иногда нельзя позволить себе такую роскошь, как чувства. Надо просто идти дальше, и все.
Сэм прищурился:
— Инстинкт самосохранения.
— Без этого нельзя.
Он склонил голову набок:
— Так что же вы скрываете, Сара?
Сара вздрогнула:
— Я ничего… и вообще, разговор ведь не обо мне…
— Ну да. У вас просто дар, умеете представить себе, каково оно — в шкуре другого, — ответил он с озорной искоркой в глазах.
— Правильно, — ответила Сара с улыбкой.
Начал накрапывать дождь. Джон перебежал дорогу и поднялся по ступенькам самого задрипанного здания на всей улице — гостиницы «Эрин», где Кэти Джонс прожила почти десять дней.
Он прошел мимо двух скучающих нигерийцев, которые, сидя на ступенях, по очереди затягивались одной сигаретой. Ни один не взглянул в его сторону, но Джон спиной почувствовал, что они исподтишка следят за каждым его движением.
— Здорово, парни, — сказал он, задержавшись у двери.
Они медленно поднялись и пошли прочь по улице.
Джон толкнул замызганную дверь. За ней оказалась другая, заклеенная огромным плакатом: «КРЕДИТНЫЕ КАРТЫ НЕ ПРИНИМАЮТСЯ. С ЖИВОТНЫМИ НЕ ВХОДИТЬ. РАСЧЕТНЫЙ ЧАС — 12.00». К этой внутренней двери снизу была приколочена доска, — видно, какой-то постоялец засадил в нее ногой. Наверное, не каждому нравится, что ему предписывают, когда приходить и когда уходить.
В прокуренном сыром вестибюле было темно. У одной из казенно-зеленых стен стояла коричневая кушетка. Джон заметил растение, удивительно пышное для такой нездоровой обстановки. Рядом с ним находилось небольшое стеклянное окошко с отверстиями для разговора. За стеклом была комната. На потемневшей латунной табличке было написано: «Администратор». Джон побарабанил пальцами по стеклу.
Когда-то в этой комнате, похоже, был склад, но затем его превратили в офис, такой грязный, какого Джон уже давно не видел. За столом в гигантском кресле-качалке сидел толстяк с изрытым оспинами лицом. Он смотрел мыльную оперу и жевал жирный бутерброд.
— Чего надо? — спросил он, вскользь глянув на Джона.
Джон вынул бумажник и показал удостоверение:
— Джон Квигли, частный детектив.
— И чего? — совершенно равнодушно буркнул здоровяк.
— Мне нужен хозяин этого милого заведения.
— Перед тобой.
— Могу я узнать ваше имя?
— Пит Бакли.
— Так вот, Пит, я расследую дело, к которому имеет отношение один из ваших постояльцев.
— Да у меня этих постояльцев… Вон, дверь не закрывается.
— Меня интересует только один, вернее — одна. Она здесь жила несколько дней. Кэти Джонс, зарегистрировалась как Кэти Тодд. — Джон прижал к стеклу фотографию, сделанную накануне вечером.
Бакли мельком взглянул на нее:
— Девчонка, про которую полицейские расспрашивали?
— Да.
— Все ее пожитки у них.
— Ясно, — ответил Джон. Он нагнулся над стойкой и увидел, что из-под кресла Бакли торчит конец монтировки. — Может, расскажете мне о ней? Что-нибудь, о чем копы не знают?
— О чем это?
— Ну, не знаю… как она себя вела? Как расплачивалась? Одна всегда была? Звонила куда-нибудь? Всякое такое.
Бакли дернул плечом:
— Платила наличкой, вела себя тихо, не высовывалась.
— К ней кто-нибудь приходил?
— Мамка я ей, что ли?
Джон широко улыбнулся:
— В таком случае она вся в папу.
— Слушай, я тебе все сказал, что знаю.
— Точно?
— Точно.
— Сколько она у тебя прожила?
— Десять дней.
— Когда приехала?
Бакли посмотрел на Джона, как смотрят на дерьмо, когда его никак не удается смыть. Он угрюмо раскрыл книгу записей и повел по списку толстым, как сосиска, пальцем:
— Вот… Среда, двенадцатого.
Джон открыл записную книжку:
— Она к вам обращалась за чем-нибудь, пока жила здесь?
— Нет.
— Может, такси вызывала? Карту города искала? Спрашивала, как проехать?
Бакли доел бутерброд и, довольно рыгнув, вытер руку о свои засаленные серые брюки.
— Слушай, чего пристал? Я копам уже все сказал, ничего нового ты не узнаешь. Они приходили сюда, спрашивали, где ее комната, и я послал моего носильщика Джимми показать им. Мне проблемы не нужны. Я сказал им: тихая, заплатила вперед наличкой. Я ничего не спрашивал, они тоже особо ничем не интересовались, только спросили, когда поселилась и кто к ней приходил. А к ней никто не приходил.