— А вы… уезжаете?
— Нет, Кешка. Я никуда не уезжаю. Просто боюсь, пропадешь ты со мной.
Кешка опустил голову.
— Надоел вам?
Маркиз достал из кармана ломоть хлеба, завернутый в бумагу, и сунул Кешке.
— Жуй!
Кешка взял хлеб, а Маркиз поднялся, на мгновенно прижал к себе Кешку и, уже не оглядываясь, ушел.
Когда Кешка вернулся в детский дом, он, крадучись, пробрался к своей койке и быстро нырнул под одеяло.
— Монах, а монах, где ты пропадал? — тихо окликнул его Булочка.
— А тебе что? — буркнул Кешка.
— Верзила велел, чтобы завтра с утра на кладбище был.
— Это еще зачем?
— В Крым решили махнуть.
Кешка приподнял голову и удивленно поглядел на Булочку.
— Почему в Крым?
— Верзила сказал, там тепло. Там яблоки.
— Ну а на кладбище… пошто? — спросил Кешка.
— Харчей на дорогу запасти надо. Верзила говорит, если в склепах пошарить, барахла можно найти… на продажу.
— Какое барахло… на кладбище, — сердито сказал Кешка.
— Верзила говорит, на нашем кладбище одних графьев да князей хоронили. Могилы богатые, золото небось и то есть, — шепотом объяснил Булочка.
Кешка слушал недоверчиво.
Наутро, не осмеливаясь спорить с грозным Верзилой, Кешка вместе со всеми отправился на кладбище.
Подсаживая друг друга, мальчишки перебрались через кирпичную стену, отделявшую сад детского дома от кладбища. Кешка перелез последним и, спрыгнув с высокой стены, упал на заросшую высокой травой могилу. Поднявшись, он побежал вслед за ребятами к возвышающемуся среди могил большому склепу. В нише у входа мраморная женская фигура скорбно склонилась над урной. Массивная железная дверь была заперта, и мальчишки проникали в склеп через выбитое стекло в крыше склепа.
Когда Кешка оказался внутри, его приятели вытаскивали откуда-то снизу, из-под отодвинутой плиты, тяжелый ящик. Ловко орудуя ломиком, Верзила отрывал доску за доской. Под слоем войлока оказалась стружка, а под ним — большие бронзовые часы. Мальчишки подняли их, вытащили из ящика и поставили на пыльное надгробие посреди склепа. Яркий солнечный луч, проникавший сверху, осветил часы, некогда стоявшие на камине в имении князя Тихвинского.
Верзила повернул ручку завода, и в тишине послышалось мерное тиканье…
— Золотые… — расплылся в улыбке Булочка.
— Дурак ты, Булочка, — солидно сказал Верзила. — Нешто часы из золота делают?
Он пальцем перевел стрелку. Послышался мелодичный перезвон, раскрылись ворота, и перед глазами изумленных мальчишек всадник отправился в свой привычный путь. Булочка от восторга засмеялся.
— Лыцарь… — сказал он.
— Егорий Победоносец! — авторитетно сказал Кешка.
— У Егория — копье, — сказал Верзила, — а это — рыцарь!
Он еще раз перевел стрелку, и снова всадник под мелодичный перезвон проехал перед мальчишками.
Тараканов и Маркиз неторопливо брели по Невскому. Возле Аничкова моста они остановились.
— Как вы думаете, почем нынче такие кони?.. — Маркиз, усмехнувшись, показал на клодтовских коней. — Ну, разумеется, не здесь, а там, за кордоном?
Тараканов не ответил.
— Ну что вы так убиваетесь, Илья Спиридонович?! В конце концов коллекция не ваша. А князь потерял нечто большее… Петербург, Медного всадника, наконец, святую Русь.
— Перестаньте паясничать, Шиловский!
Тараканов облокотился на перила моста, глядя на пестрые разводы нефти на воде.
— Этот болван Митрич… Куда же он дел ящики? — раздраженно пробормотал Тараканов.
— Кстати, Илья Спиридонович, возьмите ваш ключ. — Маркиз протянул ключ от подвала.
— Мы с ним договорились вполне определенно. В случае опасности он перевозит коллекцию в городской особняк. Что вы мне суете ключ?! На кой черт он мне нужен?!
Тараканов схватил ключ и швырнул его в воду.
— Это катастрофа, Шиловский, понимаете, катастрофа. Митрич убит, и никто, никто на свете не знает, где он спрятал коллекцию Тихвинских.
Тараканов задумался и вдруг обернулся к Маркизу:
— Зачем вы отпустили мальчишку. Он слишком много знает.
— Я не хочу, чтобы он стал таким же прохвостом, как мы с вами, — широко улыбнулся Маркиз.
— Прошу вас, Шиловский, выбирать выражения, — вспылил Тараканов.
— Извините, — буркнул Маркиз.
Послышались жидкие звуки траурного марша. По набережной Фонтанки шла похоронная процессия. За длинными белыми дрогами шел одинокий скрипач, а за скрипачом небольшая кучка людей, не вызывающих сомнения в своей принадлежности к «бывшим».