— Мередит до сих пор не вернулась.
— И о ней совсем ничего не известно?
— Совсем ничего. Ближе к ночи приезжали полицейские.
— Знаю, я их видела. Что сказали? Как идут поиски?
— Джош считает, что недостаточно активно. Он хочет собрать собственный поисковый отряд, — рассказывает Беа. — Уже обзвонил сегодня утром родственников и друзей, просил откликнуться. Я пообещала, что мы тоже поможем.
— Разумеется!
У меня сегодня как раз выходной, но будь даже рабочий день, я все равно осталась бы и участвовала в поисках, ведь сейчас я нужна Мередит и Дилайле. Мы должны найти их во что бы то ни стало.
Лео
Наши дни
В твой первый вечер дома ты почти все время молчишь. Отвечаешь, только когда папа к тебе обращается. Голову не поднимаешь, на нас не смотришь, говоришь папе «сэр». Он просит тебя не называть его так, но ты все равно называешь, потому что иначе не можешь. Каждый раз при слове «сэр» у папы внутри все надрывается, по глазам видно.
Ты постоянно забиваешься в угол и сидишь там, испуганная до чертиков, не знаешь, что тебе с собой делать, куда девать руки, куда смотреть. Папа предлагает тебе сесть, потому что ему жаль твои ноги, которые, когда тебя нашла полиция, были все в осколках, колючках и мелких камешках. Врачам пришлось вытаскивать все это пинцетом, и пока они вытаскивали, ты даже не вздрогнула, потому что с тобой, видимо, случались вещи и похуже.
Когда папа просит тебя сесть, ты, недолго думая, плюхаешься на пол. Мы на кухне, тут целых шесть стульев, но нет — ты выбираешь пол. Папа делает вид, будто так и надо, — не хочет, чтобы ты чувствовала себя ущербно. Он готовит бутерброды с индейкой, и мы втроем как дураки едим на полу. Еда дается тебе с трудом, потому что два бутерброда в день — это калорий на пятьсот больше, чем ты ела все это время, и в тебя просто-напросто не влезает, хотя ты очень стараешься. Тебя уже, по-моему, вот-вот вырвет, но ты все равно впихиваешь в себя этот несчастный бутерброд.
— Не хочешь — не ешь, — подсказываю я.
Тебе, видимо, и в голову не приходит, что так можно.
Мы доедаем, и когда папа тянется забрать тарелку, ты резко отстраняешься и начинаешь поскуливать, будто тебя сейчас стукнут. Папа замирает. Мы, конечно, оба знаем, что там, где ты была, тебя обижали и ты теперь запугана. Это ясно как день. Но знать и видеть собственными глазами — разные вещи. Только представлю, как тебя бьют, и сразу сердце сжимается от жалости. Я и сам не раз получал в школе. Кто-кто, а я знаю, каково это. Правда, в школе за меня обычно заступаются учителя. В этом тоже есть свои минусы — ведь в итоге и за драку все равно накажут, и опять от одноклассников достанется за то, что «слабак». В общем, прилетает по двойному тарифу. Зато живой, и на том спасибо. А за тебя наверняка и постоять было некому…
Я без конца пялюсь, ничего не могу с собой поделать. Вживую я тебя не помню, видел только на фото и видео. Ты почти не изменилась, разве что выросла, да и то не сильно, а твои маленькие детские зубки теперь большие, желтые и кривые. Волосы выпали клочками. Папа старается эти залысины не замечать, хотя не заметить их трудно — дети ведь не должны быть лысыми.
Позже я спрашиваю папу, почему ты лысеешь, не думает ли он, что у тебя рак. Он тут же вскипает: «Конечно же нет!» — но так и не объясняет, что с тобой. Тогда я лезу в интернет. Пишут, что это может быть алопеция, однако, скорее всего, ты либо сама себе вырываешь волосы, либо они выпадают из-за стресса. Да уж, теперь мне стыдно, что я думал про рак… Больше не буду смотреть на залысины, чтобы не смущать тебя.
Разговариваешь ты как деревенщина, и это дико до чертиков, ведь в детстве ты жила в состоятельном районе. Впрочем, ты уже миллион лет не ходила в школу, а держал тебя, наверное, какой-нибудь реднек-наркоман, вот ты и заговорила как он.
Правда, ты все равно почти всегда молчишь, только и знаешь, что «да, сэр» и «нет, мэм».
Полицейские сегодня, сидя в машине, дежурят у нашего дома. Новостные бригады тоже сидят по своим машинам и мечтают раньше друг друга вызнать о тебе хоть что-нибудь.
Мередит
Одиннадцать лет назад Март
Мы выходим на улицу. Погоду сегодня обещают на удивление теплую, почти шестнадцать градусов. Правда, утром все-таки еще холодно. Март, как-никак. На деревьях сидят дрозды, которые постепенно возвращаются домой с юга.
Мы опаздываем, спешим изо всех сил. Смотрю на время в телефоне: восемь тридцать. Сначала нужно отвести по разным местам детей, а потом к девяти мчаться на другой конец города в студию йоги. Мне ни за что не успеть.
Вдруг я вижу Кассандру с детьми — Пайпер и Арло. Школа отсюда всего в паре кварталов, поэтому школьный автобус за нами не заезжает, и приходится водить детей пешком. Конечно, я могу подвозить Дилайлу на машине, но на школьной парковке, где нужно высаживать детей, всегда такой затор, ни заехать, ни выехать, словом, кошмар. Поэтому иногда я туда не доезжаю, останавливаюсь чуть подальше, и остаток пути Дилайла проходит одна. Не люблю так делать, ей ведь всего шесть. Правда, рядом идут еще и другие мамы с детьми, а неподалеку стоит регулировщик. Когда вокруг столько народу, с ней точно ничего не случится. Дилайла девочка смышленая, она хорошо понимает, как нужно себя вести на улице, и знает, что нельзя разговаривать с незнакомыми, а тем более куда-то с ними идти, если они предлагают конфетку или посмотреть на котят.
Однако сегодня мы не на машине. Кассандра, Пайпер и Арло выходят из дома по ту сторону дороги от нас, и они словно семья из рекламы. Дружные, красивые, за ручки держатся, шагают сначала по каменной дорожке у дома, а потом по тротуару. Образцовая семья. Даже Арло топает наравне со всеми и не хнычет, хотя совсем еще малыш. И за руки держаться все рады, и никто никуда не вырывается.
Перевожу взгляд на своих детей. Дилайла сегодня в платье, причесанная, вплоть до того, что я уложила водой непослушные прядки. Сама же я успела принять душ, а Лео оделся без посторонней помощи, и даже брюки оказались не задом наперед. Хм, а что? Мы тоже вполне ничего. Дружные и красивые со стороны.
Только вот в душе у меня кавардак, приходится скрывать за улыбкой тревогу и беспокойство. Не понимаю, как я вообще держусь, ведь поспала сегодня только час…
— Кассандра, подожди! — кричу я и машу рукой. Мы ускоряемся и догоняем Кассандру с детьми. — Привет, Пайпер! Привет, Арло!
Дилайла расплывается в улыбке, глядя на Пайпер, и робко машет ей, поднимая ладошку не выше плеча. Она стесняется нас с Кассандрой. Если б мы, взрослые, не стояли рядом, Дилайлу было бы не удержать. Она у нас общительная, бойкая, не знаю, в кого. Видимо, в Джоша.
— Как хорошо, что я тебя встретила… Ты не против захватить с собой Дилайлу? А то мы опаздываем, — с уверенностью прошу я, потому что Кассандра никогда не отказывалась.
— Пожа-а-алуйста, мама! — упрашивает Пайпер.
— Конечно, не вопрос, — отвечает Кассандра.
Нисколько не сомневалась. А что отказываться? Идти все равно в одну сторону, так что еще один ребенок не помеха.
Дилайла тут же срывается с места и убегает, не попрощавшись.
— А ну-ка, вернитесь, юная леди! — останавливаю я ее притворно-суровым тоном.
Дилайла хихикает, бежит назад и обнимает меня. Я обнимаю ее в ответ и чувствую, как вкусно от нее пахнет сиропом и шампунем. Наказываю ей хорошо себя вести и слушаться тетю Кассандру.
— Хорошо, мамочка, — обещает дочка.
Они уходят, и я смотрю им вслед, уже скучая по Дилайле. Помню первый ее день у няни, помню, как у меня сосало под ложечкой из-за того, что оставляю своего ребенка с малознакомым человеком… С годами стало спокойнее, однако до конца волнение все равно не ушло. После рождения детей мне было непросто выйти обратно на работу, хоть я и понимала, что уйти с головой в быт не лучшая идея.
Дилайла нарушила стройный ряд, и теперь они с Пайпер вприпрыжку идут впереди и хохочут, а Кассандра и Арло шагают за ручку следом.
Мне, конечно, неловко загружать Кассандру Дилайлой. Выручить ее тем же я почти не могу. Хотя Кассандра и сама не привыкла полагаться на других. Ей по душе независимость. Она признавалась, что не любит просить о помощи, так что случай помочь Кассандре с детьми мне не выпадает.