Лео отвечает застенчивой улыбкой.
Тут просыпается Дилайла. Жар вернулся. Она хрипит и держится за горло, которое, видимо, болит. Измеряю температуру — снова тридцать девять. Даю еще лекарства. Потом мы спускаемся на первый этаж, где я укладываю Дилайлу на диван и приношу попить. Есть она совсем не хочет и просто смотрит мультики, а я тем временем собираю Лео.
Когда мы подъезжаем к няне, Дилайла ждет в машине, а я объясняю Шарлотте, что дочка заболела и в школу не пойдет.
— Так что сегодня только Лео, — говорю я.
Сын подходит к дверям и впервые за все время не плачет.
По возвращении Дилайла сразу ложится. Даже короткая поездка до няни ее вымотала — жар забрал все силы. Я сижу немного, положив голову Дилайлы себе на колени, а потом встаю взять телефон, чтобы написать Джошу. Кругами хожу по дому, но что-то никак его не найду. Наверное, в машине оставила, вместе с сумкой. Я оборачиваюсь на Дилайлу — та мирно уснула — и отправляюсь за телефоном в гараж.
Расположен тот футах в пятидесяти от дома. День сегодня сырой, и вот я, шагнув за порог, попадаю в эту мокроту. Не хочется оставлять Дилайлу одну, но ведь я быстро, только туда и обратно — максимум полминутки. Бегу под дождем, шлепая по лужам; придется потом переодеваться в сухое. Более низинные участки двора уже начинает затапливать.
Я вхожу в гараж — не через подъемную дверь, а через боковую — и спешу к машине. Распахиваю дверь, вижу сумочку, в спешке хватаю ее за дно, и все содержимое вываливается на коврик.
— Черт! — восклицаю я и принимаюсь собирать рассыпавшиеся вещи. Помада закатилась под сиденье, так что приходится наклониться еще ниже.
— Доброе утро, Мередит! — раздается голос позади.
Я подскакиваю и, развернувшись, вижу ее.
— Беа! — говорю я, схватившись за сердце. — Ты меня напугала!
— Паршиво выглядишь, — говорит Беа, войдя в гараж.
Душ я утром не приняла, волосы закрутила в небрежный пучок, а перед тем, как отвезти Лео к Шарлотте, надела обычные спортивные штаны. Если б ехать никуда не надо было, вообще до сих пор оставалась бы в пижаме. Завтракать — тоже не завтракала, только глотнула кофе, который сделал Джош. Так что рядом с Беа чувствую себя жалкой. Сердце от испуга колотится — так громко, что голова кружится. Беа наверняка слышно этот отчаянный стук.
— Ты как? — спрашивает она.
— Стоит мне закрыть глаза, и вижу ее, — признаюсь я. — Не могу так больше жить…
— Держи себя в руках, — предостерегает Беа. — Уже вот-вот, и опасность нас обойдет.
— Я устала, — бессильно произношу я. — Тяжело скрывать…
— Общество уже сделало вывод, что виноват муж. Скоро его арестуют, и наша жизнь вернется в привычное русло. Наконец все станет как прежде.
— Как прежде?.. — ошеломленно бормочу я. Каким образом? Лично я прежней уже никогда не буду. — Его не смогут арестовать, пока не нашли труп.
— Тебе-то откуда знать, Мередит? — с упреком говорит Беа.
— Если тело не нашли, откуда им вообще знать, что Шелби нет в живых?
Тут Беа принимается доказывать, что я не права.
— Сколько раз бывало, что людей сажали за убийство даже без трупа… Для того чтобы убедить суд в ее смерти, достаточно и косвенных доказательств.
— Косвенных доказательств? — удивляюсь я. — Это каких, например?
Детали расследования держатся под большим секретом, так что знаем мы совсем немного. Тело Шелби искали собаки, но так и не нашли, иначе об этом стало бы известно.
— Ее окровавленной одежды, — отвечает Беа.
— Что ты сделала с ее одеждой?..
Сразу вспоминаю, как Беа в ту ночь срывала с Шелби одежду.
— Так ты хочешь подставить Джейсона? С помощью одежды Шелби?! — Я в ужасе прижимаю руку ко рту.
— С каких это пор вы зовете друг друга просто по имени?
— А ты не забыла, что Шелби была моей клиенткой? Я знакома с Джейсоном, и довольно хорошо. У него есть ребенок, Беа. Маленькая дочка, которая только что потеряла мать. Нельзя допустить, чтобы она лишилась еще и отца. Я не позволю тебе так с ним поступить! — говорю я впервые в полной решимости. Убить Шелби — это одно, а подставить Джейсона — совсем другое. Тут уже не трагическая случайность, а заранее продуманный план. Представить себе не могу, чтобы малышка Грейс выросла и без материнской, и без отцовской любви. — Я звоню в полицию.
Мой голос звучит настолько твердо и уверенно, что Беа мгновенно меняется в лице.
— Прошу, не надо! — умоляет она. Ее голос внезапно потерял командный тон, стал отчаянным. Беа делается слабой, и впервые со смерти Шелби я вижу брешь в ее суровой непробиваемой оболочке. — Пожалуйста, Мередит! Мне нельзя в тюрьму, я там не выживу! Я не такая сильная, как ты.
— Да, не такая, — соглашаюсь я. — Ты сильнее.
Беа качает головой:
— Если я сяду, Кейт меня бросит и начнет новую жизнь. Когда мы выйдем, у нас с тобой ничего не останется в этом мире. Ничего и никого.
Я закрываю глаза и мысленно переношусь на десять-двенадцать лет вперед, когда мы с Беа наконец-то выйдем на свободу. Дилайла и Лео уже будут подростками в старшей школе. Я не увижу, как они растут. Скорее всего, они меня возненавидят, им будет обидно, неприятно, стыдно. Станет ли Джош приводить их ко мне? Захочу ли я сама, чтобы они видели меня за решеткой? Джош, наверное, найдет и полюбит другую… Больно даже думать обо всем этом.
— У Джоша среди клиентов есть адвокаты. Найдем хорошего, того, кто нам поможет. Учти, Беа, на нашем с тобой счету нет никаких обвинений, в том числе за вождение в нетрезвом виде. Мы вполне можем заключить сделку.
— И что это даст? — раздраженно спрашивает Беа. — Пять лет вместо десяти? Ты вообще понимаешь, черт побери, что такое пять лет в тюрьме? Да мы и пяти минут там не продержимся!
Не важно, какие ждут последствия, — терзаться чувством вины за смерть Шелби я больше не могу. Не хочу так жить. Шелби никогда не увидит, как вырастет ее дочь, так за что же мне такое право?
— Прости, Беа, я должна.
В мгновение ока Беа вновь меняется — становится жесткой.
— Черта с два! — восклицает она. Внезапно я стала для нее помехой, единственным препятствием, которое стоит перед ней на пути к свободной жизни.
Беа преграждает дорогу к выходу, и я оказываюсь зажатой между стеной и дверцей машины.
— А если сказать, что за рулем в ту ночь была я? Скажу, что перебрала и предложила повести. Мол, это я сбила Шелби, а потом спрятала ее в лесу… Ты же все это время якобы была в отключке на заднем сиденье.
— Тебе никто не поверит, — холодно отвечает Беа и делает шаг вперед.
Освещение в гараже выключено, и только тусклый свет, несмотря на пасмурный день, все же просачивается снаружи.
— Почему?
Врать я и правда не очень умею, но у полицейских нет никаких доказательств, что все случилось как-то иначе.
— Да потому, что без меня ты бы все это не провернула. В тебе фунтов сто, Мередит, и то если промокнешь до нитки. Ты не смогла бы протащить ее сама, не смогла бы похоронить ее в одиночку.
— Но ведь я смогла, — возражаю я. — В ту ночь я тоже ее несла.
— Не одна, а на пару со мной. Мы все равно сядем.
— Мы убили человека, Беа. Отняли жизнь.
Тут мой взгляд падает на телефон, который так до сих пор и лежит на автомобильном коврике. Я скорее наклоняюсь за ним, замечаю, что батарея показывает красный, но Беа тут же пытается его отобрать, чтобы я не позвонила в полицию.
Мы боремся за телефон. Беа хочет вырвать его, я отстраняюсь, отпихиваю ее — не специально, так само выходит, — и та, потеряв равновесие, налетает на стену гаража, из которой торчат гвозди. Мы с Джошем то и дело обсуждаем, что эти гвозди опасны, боимся, как бы дети не поранились, а то еще хуже — как бы столбняк никто не подхватил, и Джош уже подумывал расправиться с ними болторезом, но руки так и не дошли.