Кое-как встаю со ступенек и, потирая спину, плетусь на кухню, где остался недоготовленным ужин. Через стеклянную дверь видно Джоша и полицейских на заднем дворе, которые все стоят и ждут возле студии Беа.
На столе лежит мой телефон. Хватаю его и звоню Беа. Она не отвечает.
Через пару секунд, как я кладу трубку, приходит сообщение:
Прости. Я не хотела, чтобы все так произошло.
Сердце в груди начинает бешено стучать.
За что простить? — тут же набираю я, лихорадочно стуча по буквам на экране.
Ответа нет.
Ты где?
Беа по-прежнему не отвечает.
Тогда я снова звоню, однако после первого гудка меня перебрасывает на автоответчик. На грани истерики я набираю снова и снова, снова и снова, теряясь в догадках, что же такое произошло, чего Беа не хотела. За что прощать, кроме как за то, что она бросила меня сейчас в трудную минуту?
От чего она бежит?..
Босиком я спешу обратно. Из-под майки сползает бретелька от бюстгальтера, я ее поправляю, она падает снова. Сердце колотится как бешеное, мечутся мысли в голове. Куда делась Беа? Что она задумала? Влажные от пота волосы то и дело лезут в лицо.
— Ее нигде нет, — запыхавшись, говорю я, прибежав на задний двор. В груди все сковало, никак не могу отдышаться.
— В каком смысле нет? — недоумевает Джош.
— Не знаю, Джош. Ничего не знаю. В доме пусто, везде ее обыскалась… Пробовала дозвониться, но вот что она мне написала.
Джош внимательно читает признание Беа, а потом спрашивает:
— Что она имеет в виду?
— Понятия не имею.
Джош передает телефон полицейским. Машина Беа припаркована на подъездной дорожке рядом с моей, то есть куда бы там Беа ни отправилась, пошла она пешком.
— Тогда не могли бы вы впустить нас в гараж, мэм? — просит полицейский.
Очевидно, в гараже что-то такое, что Беа хотела скрыть от глаз полиции, и единственное мое предположение — там ворованное оборудование. Но ведь у нас есть деньги, Беа могла бы себе позволить все, что необходимо…
— Я не знаю, где ключ, — пожимаю я плечами. — Он был всего один, но теперь его нигде нет. Видимо, Беа взяла его с собой, — произношу я со стыдом.
Стыдно мне сейчас по многим причинам, и больше всего из-за того, что Беа сбежала и оставила меня в неведении. На нее это совсем не похоже.
Переводя взгляд то на Джоша, то на полицейских, я продолжаю оправдываться:
— Я туда совсем не захожу. Это уголок Беа, она там работает, я не люблю ей мешать…
Тут я вспоминаю, что когда-то ключ от студии у меня был, но потом, много-много лет назад, Беа сказала, что кто-то, похоже, пытался туда влезть, и установила на дверь новый, более надежный замок. Еще она заколотила окно на чердаке фанерой, хотя забраться через него смог бы только Человек-паук. Если честно, такие меры показались мне тогда излишними и даже слегка эксцентричными, но я решила: раз Беа так будет спокойнее — пускай. Случилось все это вскоре после исчезновения Шелби Тибоу, Мередит и Дилайлы. Все в нашем районе были тогда на нервах, поэтому неудивительно, что Беа хотелось большей безопасности.
К новому замку, по ее словам, был только один ключ, и она пообещала сделать для меня дубликат. Впрочем, как я сейчас осознаю́, обещание так и не выполнила.
— Разрешите ли вы тогда выломать дверь? — спрашивает полицейский.
— Разумеется, — без раздумий соглашаюсь я. Нужно выяснить, что же Беа от меня скрывала.
Полицейский отходит к машине и вскоре возвращается с тараном. Взламывают дверь очень быстро — та с силой влетает внутрь и с грохотом ударяется в стену. Становится видно оборудование Беа. Ничего необычного.
Я с облегчением выдыхаю.
Полицейские настороженно входят в студию. Один из них держит руку на кобуре. Джош хочет пойти за ними, но его останавливают.
— Сэр, — твердо говорит полицейский, — вам лучше подождать здесь.
Джош повинуется, и мы вместе с ним и Лео остаемся ждать. Все это до жути напоминает день, когда нашли Мередит и когда там, на парковке того убогого мотеля, детектив сообщила Джошу, что Мередит, похоже, совершила самоубийство. Джош тогда в отчаянии рухнул на колени. Остаток дня у всех прошел как в тумане. Практически ничего не помню.
Снаружи немного видно, как полицейские осматривают студию Беа. Судя по всему, ничего подозрительного они не находят.
И вдруг полицейские вытягиваются в струнку. Один из них жестом показывает наверх, в сторону чердака, и трое начинают слаженно подниматься по лестнице. Пройдя несколько ступенек, они пропадают из виду.
Насколько помню, наверху лестницы есть дверь. Она, наверное, тоже заперта. На этот раз меня уже ни о чем не спрашивают, и вскоре я слышу знакомый звук — выламывают дверь.
Когда та распахивается, раздается пронзительный испуганный визг. Там девочка. Та самая, которую ищут Джош с Лео. Но зачем? Зачем Беа заперла ее у себя в студии? Ума не приложу…
Ноги у меня внезапно подкашиваются, и я бессильно оседаю на газон. Джош срывается с места, однако Лео его останавливает, пытается удержать. Разумеется, Джош гораздо сильнее. Он напролом бросается к студии вместе со вцепившимся ему в руку Лео.
Тут полицейские возвращаются вместе с девочкой, и от ужаса я застываю на месте. Она совсем не та, которую я видела в новостях — измученную, истощенную, запуганную…
Эта девочка — копия Мередит. Те же огненно-рыжие волосы, фарфоровая кожа, веснушки, те же изумрудные глаза. Она так же двигается, так же держит себя, так же стоит. Выглядит она чистой, явно не изголодавшейся и вроде как целой и невредимой. Только теперь она уже не та розовощекая девчушка, а очаровательная юная леди.
Джош падает перед ней на колени, и с криком «Папочка!» она бросается к нему в объятья. После недолгой паузы Лео тоже устремляется к ним, и они все втроем в обнимку плачут.
Дилайла…
Это Дилайла!
Меня охватывают стыд, обида, ужас, боль. А главное, растерянность: почему Дилайла после самоубийства Мередит оказалась у Беа в студии? Целых одиннадцать лет она была здесь, в моем собственном дворе, а я даже не подозревала…
Но ломать голову над этим вопросом мне долго не приходится, потому что Джоша мучает такой же.
— Как?.. — недоумевает он. — Почему ты…
У Джоша нет слов, он никак не может осознать происходящее. Перед тем как убить себя, Мередит черным по белому написала: «С Дилайлой все хорошо, она в безопасности. Вам никогда ее не найти, даже не пытайтесь».
А потом меня осеняет. Мередит выбрала Беа, чтобы та позаботилась о Дилайле после ее смерти, и все эти годы Беа, сдерживая обещание, исполняла последнюю просьбу Мередит.
Зачем?! Зачем ей надо было отлучать Дилайлу от Джоша?
Тут мои размышления прерывает Дилайла:
— Я видела, как она убила маму.
Наступает ошеломленная тишина.
Затем — дикий крик:
— Нет! — А потом со все большим отчаянием, неистовством: — Нет! Нет! Не-е-ет!
Лишь когда все глаза устремляются на меня, я понимаю, что этот крик — мой собственный.
Позднее, когда полицейские закончили расследование — в частности, допросили меня, — они разрешают войти в студию Беа. Не зная, чего ожидать, я поднимаюсь по лестнице и вхожу на чердак, в котором Дилайла просидела взаперти одиннадцать лет. Единственное окно наглухо заколочено фанерой, и только маленький кружочек вырезан в ней для того, чтобы смотреть на улицу. На протяжении одиннадцати лет Дилайла наблюдала, как ее отец стрижет газон, как Лео играет в мяч с их псом Уайатом, пока тот был еще жив, как распускаются цветы и падает снег, а сама при этом не знала солнечных лучей на своей коже…
Беа Дилайлу не обижала. Так полиции сказала сама девочка. Стопки книг, игрушки, краски с кисточками, разнообразная одежда это подтверждают. Тем не менее Беа лишила Дилайлу главного — детства. Она украла у бедной девочки одиннадцать лет жизни, которые уже не вернуть. Отобрала у нее семью, отобрала детскую наивность, свободу. И за что? За то, что Дилайла видела, как Беа расправляется с ее матерью…