— Нам необязательно ждать всех. Как только соберем достаточно народу для первой волны надо пробовать пробить их защиту. Не известно сколько времени на это потребуется.
В голосе Хасса звучало сомнение. То самое которое одолевало всех в этой комнате. Слишком большая ставка была сделана на Сеп-Хатти. Без него у них не было шансов прорваться на ту сторону, но никто не знал, а хватит ли у него сил сокрушить оставшиеся границы.
— Как только мы начнем ломать, в Милрадии почувствуют колебания и поймут, что мы собираемся сделать. Они будут нас ждать…
— Они и так нас ждут, — сказал Маэс, — они не идиоты и понимают, что для нас на кону стоит слишком многое. Время, которое мы тратим на переход, они тратят на подготовку. Хасс рассказывал, что у них нет магов, но есть приспособления, оружие, способное поражать на расстоянии, так что не ждите, что будет легко. Будет сложно. И жертв будет много. Как с их стороны, так и с нашей.
Он снова отвернулся к окну и уставился на снег.
Никто из присутствующих не смел нарушить тишину. Они чувствовали, что император вне себя, и его гложут сомнения. Он тревожился, и эта тревога невольно передавалась остальным. Они переглядывались между собой, пытаясь понять в чем дело, и только Хасс тяжёлым взглядом рассматривал свои собственные ладони.
— Завтра будет сложный день, — наконец, произнес Тхе’Маэс, — С рассветом каждый займется своим делом, а сейчас идите. Мне нужно побыть одному.
Брейр вышел из комнаты последним и тут же устремился туда, где оставил Доминику.
— Как все прошло? — при его появлении она подскочила.
— По плану, — Брейр притянул ее к себе и крепко сжал, пытаясь успокоить растревоженного зверя внутри себя, — все по плану.
— У тебя сердце гудит с надрывом, — она приложила ладошку к груди, — как птица в клетке.
— Идем. У нас есть время до утра, — сказал он, целуя ее в макушку,
Они заняли крохотную келью, когда-то принадлежавшую одной из послушниц. Здесь не было ничего кроме узкого шкафа в углу и скрипучей кровати. Стоило только двери закрыться, как Ника обернулась к Брейру и, обхватив ладонями его лицо, спросила:
— Все будет в порядке? — в синих глазах билась тревога, — пожалуйста, скажи мне, что все будет в порядке…
— Я не знаю… — тихо ответил кхассер, — нам предстоит сложный путь, и что там нас ждет никто не знает.
— Ты не жалеешь…что все так сложилось?
— Я жалею только об одном. Об упущенном времени в Вейсморе, — он нежно коснулся ее щеки, — и что не успел повязать тебе золотые ленты вместо тех серых нитей.
— Вернемся и повяжешь, — улыбнулась Доминика, но ее губы предательски дрожали от волнения.
— Иди ко мне, — прошептал, притягивая ближе, — чтобы ни случилось, знай, я всегда буду возвращаться к тебе.
— я знаю.
И пусть никто не мог знать, что ждало их впереди, сегодня у них была целая ночь, принадлежавшая только им.
Эпилог
Ему не спалось. Доминика тихонько посапывала, отвернувшись к стенке, а он лежал, закинув руки за голову и думал. О том, что будет завтра, или через неделю. О том, чем закончится эта Зима. Сумеют ли они прорваться в Милрадию и какова будет цена этого прорыва. Он понимал мрачную собранность императора, и то, что выбора у них нет.
Аракита практически не осталось, их запасы истощены и черный песок в часах Андракиса, уже едва покрывает дно. Пропадет он — пропадут и кхассеры, а с ними и защита, и тогда на пути у роя не останется ничего. Он заполонит сначала весь Андракис, потом хлынет через горы в Долину Изгнанников и дальше в Милрадию. Чуть дольше продержатся островные государства, но и они падут под натиском валленов.
Все должна решить эта зима.
Стараясь не разбудить Доминику, Брейр осторожно отодвинулся и спустил ноги с кровати. Немного посидел, уперевшись локтями на колени, потом взлохматил пятерней волосы и поднялся. Не заснет, можно и не пытаться. Поэтому он оделся и вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Где-то в залах слышались тихие разговоры, в коридоре вышагивали постовые. При его появлении они склоняли голову, а он кивал в ответ и шел дальше. Хотелось воздуха. Холодного, пробирающего до костей, приводящего в порядок мысли и чувства.
Над Долиной изгнанников раскинулось густое черное небо, в котором утопали тысячи безмятежных незнакомых звезд. Брейр отошел подальше от окна, ведущего вглубь монастыря, забрался на высокий, укрытый снегом валун, сел, закутавшись в плащ, и уставился в даль, в просвет между двумя горными грядами.
Мысли в голове утихли, оставляя за собой лишь тягучее, непонятное чувство обреченности. Что будет впереди никто не знал, оставалось лишь делать, что должен и уповать на собственные силы и удачу.