– Ты никогда не была в Париже? – спросил он.
– Нет. Только проездом, когда направлялась в Англию.
Вот и все.
– Твой дядя когда умер?
– В прошлом году, в мае… Тогда я потеряла средства к жизни. Поэтому и вернулась.
«Боже мой! – подумал Флавье. – Я допрашиваю ее так, будто она сделала что-нибудь плохое».
– Ты меня не слушаешь, – сказала она. – Что с тобой?
– Ничего… Устал немного» Здесь задыхаешься»
Они пересекли несколько залов. И Флавье счастлив был снова увидеть солнце, услышать шум улицы. Он хотел остаться один, пойти выпить.
– Я оставлю тебя здесь, – сказал он. – Я еще не пил сегодня. И потом, мне нужно пройти в отдел снабжения. Погуляй немного… Купи, что тебе нравится. Вот!
Он вытащил несколько скомканных купюр и сразу же пожалел об этом жесте милостыни. Зачем он сделал ее своей любовницей? Он создал себе нечто вроде монстра: ни Мадлен, ни Рене.
– Не запаздывай очень! – бросила она.
Но когда расстояние между ними увеличилось сперва на несколько шагов, а потом на двадцать, на тридцать метров, он уже готов был броситься вслед за ней, такими чудесными казались ему ее походка, движения плеч. Она приближалась к перекрестку. Боже мой! Он потеряет ее, сам же и выпустив… Вот идиот, да не убежит она, как раз в этом нет опасности!.. Не настолько она глупа. Будет прилежно ждать тебя в отеле.
Он вошел в первое же кафе. Не мог больше терпеть.
– Пастис!
Свежий ликер не принес ему облегчения. Он без конца возвращался к своей проблеме. Рене не была Мадлен, а Мадлен не была в точности Рене. И никакой доктор Баллард не сможет распутать этот клубок. Или же он, Флавье, с самого начала ошибался, и память сыграла с ним недобрую шутку. Он так мало знал настоящую Мадлен тогда. Но разве она не виделась ему все время? Он бы узнал Мадлен с закрытыми глазами, лишь только почувствовав ее рядом. Нет, это была Мадлен, отличавшаяся от других женщин и лишь немного потерявшая сходство с Полин и приблизившаяся к Рене, чтобы стать ею окончательно… Никогда! Никогда он не согласится с этим. Потому что Рене была стареющей женщиной… потому что у нее не было шарма Мадлен… потому что она отреклась от Мадлен, наконец, потому что она не признавала его доказательств.
Он принялся за следующий аперитив. Доказательства! Разве можно доказать необъяснимые вещи? Он просто был уверен, что она Мадлен, и больше ничего. Чтобы убедить ее согласиться, что она скрывает свою личность под личиной Рене, нужны были более материальные доводы.
Алкоголь начал разливаться по его жилам. И он вспомнил о чем-то похожем на доказательства. Ему несколько раз приходилось видеть в сумочке Рене удостоверение ее личности: «Суранж, Рене Катрин, рожд. 24 октября 1916 в Дамбремонте, в Вогезах». Итак?
Он расплатился и еще немного подумал. Его идея была совершенно верна. Он вышел и сел в трамвай, который шел к порту. Теперь ему не хотелось больше думать. Рассматривая лица людей в вагоне, он пожелал стать просто одним из этих пассажиров. Ему было бы менее страшно.
На почте он пристроился в очередь. Если линии не будут слишком перегружены и получить справку не будет очень трудно, он все узнает.
– Могу я позвонить в Дамбремонт?
– Какой департамент?
– Вогезы.
– Дамбремонт? – сказал служащий. – Это, должно быть, через Жерарме. В таком случае…
Он обратился к коллеге:
– Ты должен это знать… Дамбремонт… Вогезы. Месье хочет позвонить по телефону.
Тот поднял голову.
– Дамбремонт?.. Стерт с лица земли бошами… По какому случаю?
– Выяснить место рождения, – ответил Флавье.
– Там нет больше мэрии, там ничего нет… Поле камней.
– Тогда что же делать?
Человек пожал плечами и вернулся к своим обязанностям. Флавье покинул почту. Никаких архивов, никаких документов. Ничего, кроме удостоверения личности, год рождения 1916… А что такое удостоверение личности? Доказательство, единственное доказательство, что Рене жила уже, когда Мадлен… Он грустно сошел по ступеням. Нет, это тоже не доказательство. Никогда никто не сможет доказать, что они жили в одно и то же время, что их было двое. А если не двое…
Флавье шел сам не зная куда. Он не должен был пить. Не должен был ходить на почту! Ему спокойнее было раньше. Почему он не довольствовался тем, что просто любит эту женщину, ничего не спрашивая? Нужно ли отправиться в Дамбремонт? Пошарить в развалинах? А если она, устав от его вопросов, убежит в один прекрасный день?..
От этой мысли у него подкосились ноги. Он на секунду остановился на углу какой-то улицы и прижал руку к сердцу. Потом медленно побрел дальше. Бедная Мадден! Как он любил мучить ее! Но почему же она молчала? А если бы заговорила, если бы сказала: «Да, я умерла… Я вернулась оттуда…» – глядя такими ясными глазами, разве бы он не упал, как сраженный молнией?