Сидя на койке, я не спеша курил, широко открыв глаза. В полной темноте передо мной в сотый раз проходило все то, что привело меня сюда.
Мое имя Тэд Спенсер, мне сорок пять лет. Я врач, вернее, был врачом-невропатологом. Закончив в двадцать пять лет интернатуру, я открыл свой кабинет для приема больных. Мой шеф, профессор Ланкаст, очень скупой на похвалы, предсказывал мне блестящее будущее. Помимо хорошей теоретической подготовки, я имел глубокую веру в свои силы.
Теперь, когда у меня остались только горечь и злоба, былые идеалы казались абсурдом. В тюрьмах не сидят избранники общества. Можно без конца повторять, что люди злы, мелочны и эгоистичны, но зловонная грязь, с которой ежедневно соприкасаешься, не может не замарать!
По мере расширения клиентуры мой счет в банке возрастал, но личная жизнь почти не менялась. Наоборот, рабочий день начинался все раньше и раньше, а заканчивался все позднее. Редкие часы отдыха уходили на чтение научных книг и изучение отчетов разных симпозиумов и конференций, проводимых и в США, и за границей.
Любая наука не стоит на месте, тем более медицина: в ней поминутно происходят новые открытия, особенно в терапии и нейропатологии, а они требуют непрестанного, неослабевающего внимания от тех, кто хочет шагать в ногу со временем.
В тридцать пять лет я был стариком, хотя внешне казался молодым и привлекательным, чем, кстати говоря, совсем не умел пользоваться.
У меня было несколько связей с женщинами легкого поведения, но общение с ними не давало ни радости, ни удовлетворения.
Я имею в виду не профессионалок. Я убедился, что многие светские женщины снимают свое платье так же легко и бесстыдно, как и проститутки, хотя наряды первых сшиты за громадные деньги в шикарных салонах, а юбчонки и блузки последних куплены на дешевых распродажах.
Их заученные поцелуи и тайные поспешные свидания казались мне унизительными. Почти все эти женщины были замужем, часто я знал их супругов. И всегда чувствовал стыд, когда вынужден был пожимать руку человека, жена которого только что мне отдавалась, а доверие, которое бедняга питал к своей половине, делало нашу связь еще более отвратительной.
Как-то в феврале я почувствовал такую усталость, что решил уехать отдохнуть недели на две куда-нибудь на побережье. На это время я отменил все свои визиты и передал кабинет коллеге.
На следующий день со старым, вышедшим из моды рюкзаком я уже скользил по лыжне, которая вела к горному пансионату. Двигался я осторожно, особенно на спусках, потому что боялся упасть и сломать или вывихнуть ногу. На третий день под предлогом того, что нога у меня подвернулась, я отказался от лыж и предпочел более надежный, хотя и не столь привлекательный, способ передвижения – пешком.
Однажды вечером я зашел в ресторан, сел за столик и заказал виски. Молоденькая певичка ворковала модную песенку.
Когда я уже собрался уходить, меня окликнул некий человек за соседним столиком. Оказалось – один из моих бывших пациентов. Он представил меня своей жене и предложил выпить с ними шампанского. Это был актер без громкого имени, но с большим кругом знакомых.
Когда певичка закончила свой номер, он и ее пригласил за наш столик.
Таким образом я познакомился с той, которая в дальнейшем стала моей женой.
С тех пор прошло более десяти лет, однако ни одна деталь всего происшедшего не забылась. Возможно, те женщины, с которыми бываешь счастлив, легче забываются, чем те, из-за которых страдаешь.
Мари-Клод была двадцатитрехлетней, очень хорошенькой блондинкой с кукольным личиком.
Когда пара, пригласившая нас к своему столику, пошла танцевать, я счел себя обязанным предложить ей то же самое, но на всякий случай пробормотал:
– Предупреждаю вас, танцую я скверно.
Ее тело покорно подчинялось моим движениям, а когда оркестр умолк и мы направились к столику, она заметила:
– По-моему, вы себя недооцениваете. Вы танцуете очень прилично.
Признаюсь, я невольно покраснел от удовольствия. Они с актером долго болтали о своем ремесле, общих знакомых и планах на будущее. Таким образом, я узнал, что она приняла приглашение в Миджет, намереваясь пару недель дешево отдохнуть и заняться зимним спортом.
– Я пою здесь только вечером, а целый день хожу на лыжах. На этом контракте хорошо не заработаешь, но ведь такое в тысячу раз лучше, чем шлепать сейчас по грязи в городе.
У нее была забавная манера высказывать свои мысли, речь пестрела остроумными репликами и веселыми историями об артистах, с которыми она сталкивалась, тогда как мне их имена были знакомы лишь по афишам. С ее помощью я проникал во внешне блестящий, по-своему жестокий мир, который меня околдовывал.