Эмиль Ван Воорен испытывал сильнейшие боли и просил меня прибыть к нему, уверяя, что сам ехать, в Париж не в состоянии. Он брал на себя полное возмещение убытков за пропущенные приемные часы и умолял не мешкать.
Я прикинул, что без особого ущерба смогу это сделать двадцать девятого августа, в воскресенье, когда у меня не было большого приема.
Ван Воорен просил очень настойчиво, говорил, что его состояние резко ухудшилось и необходима срочная консультация.
Я согласился, поскольку только что вернулся из отпуска и еще не накопил много больных.
Учтя восемьсот километров, которые мне предстояло проехать, и километры, которые мы отмахали недавно, я отвел свою машину в гараж у бульвара Шампетер, где она обычно стояла, там механик Марсель всегда тщательно и даже любовно ее ремонтировал.
Моя машина марки «Астон-мартин» восхищала меня быстрым и мягким ходом. Поездки на ней доставляли истинное удовольствие.
В воскресенье в восемь утра я выехал из Парижа и вскоре достиг пограничного поста в Валансьене. Было четверть двенадцатого.
Так как таможенные формальности между Францией и Бельгией были обычно, очень простыми, я ожидал только поверхностного осмотра и поразился, когда машину окружили несколько чиновников и любезно попросили разрешения проверить багаж.
Поскольку я рассчитывал вернуться в тот же вечер, то взял с собой лишь чемоданчик с обычным набором инструментов и медикаментов. Указав на него, я ответил с улыбкой:
– Будьте добры, но боюсь, вы будете разочарованы.
Не отвечая на шутку, таможенники принялись за работу.
Однако вместо того, чтобы заняться чемоданчиком, они подняли коврик и подушки сиденья, а потом самым безжалостным образом начали отдирать обивку салона.
Я пришел в ужас.
– Надеюсь, вы потом приведете машину в порядок? – сухо спросил я, возмущенный подобным обыском, тем более что он меня очень задерживал.
Когда обивку сняли, старший таможенник повернулся и бросил на меня очень красноречивый взгляд. Подчиняясь молчаливому приказу, я наклонился и с изумлением увидел, как из образовавшейся полости он извлек четыре полиэтиленовых мешочка.
От неожиданности я просто онемел.
Инспектор вскрыл один мешочек, высыпал на ладонь немного белого порошка, понюхал его, потом взглянул на меня, покачал головой и сурово произнес:
– Боюсь, доктор Спенсер, что разочарованы будете вы!..
Глава 2
На горизонте показалась белая полоска: скоро наступит рассвет. Надзиратель, тушивший свет вчера вечером, сказал, что меня разбудят в шесть часов, чтобы дать время одеться перед освобождением в половине седьмого.
Против воли я улыбнулся. Может ли человек уснуть в последнюю ночь в тюрьме, где просидел пять лет?
Вероятно, сейчас начало шестого.
Я нащупал в кармане еще несколько сигарет, закурил, и мои мысли снова вернулись к прошлому…
Меня сразу же арестовали и отправили в Париж в полицейской машине, мой автомобиль был опечатан.
Это путешествие в наручниках между двумя агентами было похоже на кошмарный сон.
Но даже после самого страшного сна человек пробуждается, а действительность оставляет в нем неизгладимый след.
Я лежал на холодном цементном полу полицейского участка и отлично понимал, что происшедшие события не были ни бредом, ни ночным кошмаром.
На второй день мне было предъявлено обвинение в перевозке через границу наркотиков, а на мои слова о невиновности и незнании о контрабанде в тайнике все только пожимали плечами и ухмылялись: факты говорили против меня.
Судья прямо заявил:
– Вы пойманы с поличным. Следователь, которому передадут дело, решит, можно ли вас освободить, передай на поруки, до окончания следствия. Вам требуется адвокат, или имеете своего?
Я назвал месье Лемера.
Вечером меня перевели в Сайте, где поместили в отдельную камеру. Это имело свои преимущества: в ней не было общества уголовников.
Лемер получил разрешение посетить меня лишь через три дня. Я был так угнетен, что, увидев меня, он вздрогнул:
– Бог мой, Тэд, что случилось?
– Откровенно говоря, я сам ничего не знаю.
Когда-то мы вместе учились в университете, но на разных факультетах, были ровесниками, имели сходные вкусы и склонности, да и во Францию я перебрался главным образом по его рекомендации. Нас связывали воспоминания прошлого. Я чувствовал, что он не одобрял мою женитьбу, хотя и не отказался быть моим свидетелем на свадьбе. Но наши встречи становились все более редкими и ограничивались традиционными обедами, где мы изо всех сил старались восстановить былую дружбу. Все же Жорж Лемер был человеком, на которого я мог вполне положиться, и к тому же прекрасным адвокатом.