— Нет, нет, — запротестовал Карози. — Вы не правы. Я не получил никакого удовольствия, слушая вашего приятеля Фингельтона. Но его страдания меня не затрагивают, только и всего. Если бы я мог получить все, что мне нужно, без этого, я бы никогда не стал понапрасну мучить людей… Однако, очень часто это единственный способ. ФАШИСТЫ!!!! ГНИЛЬЕ!!! Но получать удовольствие?.. Никогда! Мне просто все равно. Скажите, считаете ли вы меня несколько отличным от рядовых преступников?.. От воров?.. От такого человека, как Артур Морлей?.. Который в припадке ревности задушил свою жену?.. Вы же не можете поставить меня на одну доску с подобными типами?
— Нет, — ответил Роджер. — Не сейчас.
— Почему, прошу вас?
— Они знают, что творят зло, когда его творят. Они знают разницу между правым делом и неправым. Что-то совершив, они знают, каковы будут последствия. Вы не знаете! Вы хватаете хорошенькую девушку и губите ее жизнь, и…
— Это же сентименты, — прервал его Карози. — На это у меня совершенно нет времени. У меня есть слабость к некоторым людям. Скажем, к Джульетте. Она находится в соседней комнате. И к Кристине Грант. Я нахожу ее очаровательной. Мне нравится тип ее красоты… Да, ее привлекательность… Обладать ею. Пользоваться!.. Джульетта, но вы, возможно, не знаете историю Джульетты?
— Не знаю.
— Я познакомился с нею, когда она была еще ребенком. Родители ее испанцы. Довольно хорошенькая девочка, но не такая красавица, как сейчас. Свеженькая и многообещающая. Я подумал, в один прекрасный день ты будешь как раз то, что мне нужно в постели… Но у нее не только тело, у нее неглупая голова. Я не превратил ее в одну из девушек, которых охотно приобретают за границей. Она мой второй ум! У меня имелся один замечательный врач, который помог мне ее воспитать и избавить ее от того, что вы именуете эмоциями. Она выполняет то, что ей говорят, всегда без всяких пререканий. Хорошо — плохо, это ее не волнует! Единственно правильным является все то, что мне не нравится. Такова Джульетта! Это был своеобразный эксперимент, если можно так выразиться. Одно из моих великих достижений.
— Возможно, это окажется одним из ваших величайших преступлений? Портить и ломать…
— Нет, нет! Поймите меня правильно, Вест. У вас, так сказать, один моральный кодекс, у нее другой. Они противоположны, вот и все! Вас учили делать «добрые дела», хорошие вещи с определенными нормами. А ее — тоже хорошие, но в другом смысле. Она так же, как и вы, верна своему хозяину. У нее есть все, чего она может пожелать, включая собак. Ту привязанность, которую она, возможно, должна была бы испытывать к мужчине, она отдает этим зверюгам… Это выход, своеобразный предохранительный клапан! Люди, работающие на меня, всегда имеют свой предохранительный клапан! Им предоставляется несколько недель, когда они могут заниматься тем, что им по душе. Например, я только что отправил за границу группу людей из Лондона. Из тех, кого вы искали. Они вернутся, когда потребуются мне… А теперь скажите, понимали ли вы прежде, что я из себя представляю?
— Нет.
— Тогда, возможно, вы признаете, что были неправы во многих своих суждениях… Хорошо… Это первая часть… Вторая будет значительно короче. Что вы знаете о моих планах и намерениях?
Роджер мог сказать правду, но поверил ли бы ему Карози?
Дверь отворилась, в комнату вошла Джульетта. На ней было надето облегающее шелковое платье цвета красного вина, с пышной юбкой. Оно приятно шуршало при каждом шаге девушки.
Джульетта пересекла комнату и уселась на низенький пуфик.
— Как идут дела? — спросила она со своей очаровательной улыбкой.
— Пока прекрасно,— ответил Карози. — Могу тебя поздравить, Джульетта. Ты мне говорила, Вест не будет мне лгать в отношении моей особы. Он был очень откровенен. А теперь мы перешли к другому вопросу. Я хочу знать, что ему известно о моих будущих планах… Ну, Вест!.. Что вы пронюхали?
Деловой тон его вопроса не обманул Роджера. Карози не имел ни чувства жалости, ни моральных устоев. Вот почему Ярду было так трудно разобраться в деле Карози, где требовались иные мерила.
— Я ровнешенько ничего не знаю.
Улыбка медленно исчезла с лица Карози. Одновременно нервы Роджера снова напряглись, сердце сжал холодок страха. Он ничего не мог поделать с собой.
— Вест, вы не должны мне лгать! Я всегда знаю, если человек лжет. Фингельтон лгал… Для этого у него должны были измениться основания. Он посетил одного из моих помощников. Но утверждать, что нет… Я не хочу быть неприятным, Вест!
Джульетта сказала с улыбкой:
— Конечно, тебе этого не хочется, но если мистер Вест будет таким глупцом… — Она достала из кармана конверт и вынула оттуда карточку. — Тогда ему придется винить себя самого, когда с ним что-нибудь произойдет, — добавила она.
Она повернула карточку-снимок к Весту. Это была фотография его жены и сыновей.
—Вест, — спросил Карози, — что вы знаете о моих будущих планах?
— Ничего не знаю, — глухим голосом ответил Вест. — Знаю, что вы прижали Мортимера Гранта, лорда Раффети, сэра Арнольда Дейна и Гаррисона. Но ни один из них этого не признает, не говоря уже о том, что и ничего не рассказывает. Как вы этого добились и чего от них требуете — не знаю. Но я догадываюсь, что, кроме этих четырех, должно быть еще много других, и …
— Вы догадываетесь?
— Так мне подсказывает логика.
— Отличная догадка, не правда ли, Джульетта? Отведи его обратно к его приятелю Фингельтону, моя дорогая.
14
Одиночество
Фингельтон спал на кровати в ненормальной позе, но без всяких веревок. Кто-то обмыл ему лицо. Наволочка и простыни были белоснежными.
Контраст между тем, что он видел до этого, не оставлял сомнения в том, что такая перемена входила в общий план держать в напряжении нервную систему репортера.
Карози представал пугающим, устрашающим фактором. Взять его внешность, ровный хрипловатый голос, умение бесшумно двигаться, то, как он ловко рекламировал свою власть, прозрачные намеки на то, что он может сделать с любым человеком, — все это способствовало его успеху.
Нетрудно было понять, почему Грант подчинился, почему он сейчас помогает Карози! Трудно поверить, что ему вообще кто-то может противостоять.
Он сам, Роджер Вест, краса и гордость Скотланд-Ярда, сейчас не мог думать ни о чем другом, как о Карози. Ему бы следовало составить план, как выбраться из этой комнаты? Как обыскать дом?
Как улизнуть из западни, а он вместо этого вновь возвращается к Карози, как будто бы тот надел стальной обруч на его мыслительный аппарат.
Он должен его сбросить!
Он должен воспользоваться этим шансом, возможно, последним в его жизни.
Фингельтон мог бы помочь…
Грант мог бы…
Это были всего лишь сладкие мечты; Роджер отлично понимал, что бы он ни предпринял, действовать ему придется на свой страх и риск.
Он подошел к окну и отдернул занавески, глядя на лунную ночь.
Окно не было забрано решеткой, поскольку Карози не считал, что у Веста есть шанс на побег.
Луна освещала живописную местность. Из окна были видны могучие развесистые деревья старого парка. Неподалеку было огорожено место, где лаяли и завывали псы. Роджеру даже удалось разглядеть железный забор и троих людей, стоящих неподалеку. С ними тоже были две собаки. Вот один из сторожей запер ворота, и тогда эти трое с собаками куда-то ушли.
Побег в таких условиях равносилен самоубийству. Роджер осторожно приоткрыл окно. До него донеслись мужской и женский голоса. Это был Майкл Грант, а вот женщина?..
Грант тоже не знал, где он находится. Он точно выполнил все то, что ему было приказано, из-за страха возмездия за ослушание. Его преследовал образ беспомощного, растерянного отца, да и Кристина не выходила из головы. Ему обещали свидание с ней, если он поможет с Вестом. И он помог, но все равно мысль о собственной позорной измене терзала его днем и ночью.