– Простите, – шепчу я Джулиане, чувствуя неуместность своего вторжения. – Я не подумал… что вы все будете здесь.
– Да, у нас есть дети, не забыли?
Джо хочет спросить меня, что случилось, но воздерживается из-за Чарли, которая обожает полицейские истории тем больше, чем они мрачнее.
– Вы сегодня кого-нибудь уже арестовали? – спрашивает она меня.
– С какой стати? Ты что, сделала что-то плохое?
Она широко распахивает глаза:
– Нет!
– Продолжай в том же духе.
Джулиана протягивает мне чашку кофе и замечает отсутствие пальца на моей руке.
– Полагаю, вы пришли по делу, а не для того, чтобы устроить свою личную жизнь.
Чарли впечатлена не меньше и наклоняется, чтобы рассмотреть опустевшее основание, где на суставе сморщилась кожа.
– Что случилось?
– Я слишком торопился, когда ел гамбургер.
– Какая гадость!
– Я не почувствовал никакого вкуса.
Джулиана шикает на меня:
– Хватит, а то она будет плохо спать. Ступай, Чарли, тебе пора делать уроки.
– Но сегодня пятница. Ты сказала, что мы пойдем покупать туфли.
– Пойдем завтра.
Ее настроение улучшается.
– А можно купить с каблуками?
– Только вот с такими. – Джулиана отмеряет пальцами дюйм.
– Фу!
Чарли пристраивает малышку на бедро, гладит ее по головке и убирает прядь волос с глаз. Боже, как она похожа на свою мать!
Джо приглашает меня в свой кабинет. Я поднимаюсь за ним по лестнице в небольшую комнату, которая выходит окнами в сад. Почти все свободное место занимает письменный стол, втиснутый между книжными полками и картотекой. Справа на стене висит стенд, пестрящий записками, открытками и семейными фотографиями.
Это убежище Джо. Если бы я жил с тремя женщинами, я тоже такое завел бы. Только в моем были бы бар и телевизор.
Джо убирает папки со стула и расчищает стол. Мне кажется, что он не так аккуратен, как раньше. Наверное, это из-за болезни.
– У вас нет костыля, – замечает он.
– Я его сломал.
– Я могу дать вам другой.
– Не надо. Моя нога уже почти в порядке.
В течение следующего часа мы обсуждаем неудачи, случившиеся со мной за день. Я рассказываю Джо о сэре Дугласе и о нападении у квартиры Кирстен. Его лицо ничего не выражает. Оно словно чистая страница в одном из его блокнотов. Однажды он рассказывал мне о симптоме под названием «маска Паркинсона». Может, это она.
Джо начинает рисовать в блокноте.
– Я размышлял о выкупе.
– И до чего додумались?
– Сначала должно было прийти письмо либо электронное сообщение или поступить телефонный звонок. Вы говорили о ДНК-тесте.
– Пряди волос.
– Первое известие должно было стать огромным потрясением. Есть погибшая девочка, человек сидит за ее убийство, и вдруг этот выкуп. Что вы подумали?
– Не помню.
– Но вы можете представить. Поставьте себя в подобные обстоятельства. Что вы подумаете, когда получите требование?
– Что это фальшивка.
– Но вы никогда не были до конца уверены в виновности Говарда.
– Все равно попахивает подделкой.
– Что могло бы изменить ваше мнение?
– Доказательства, что она жива.
– В письме были пряди волос.
– Я их проверил.
– Что еще?
– Я проверил бы все: чернила, почерк, бумагу…
– Кто этим занимается?
– Криминалисты.
– Но ваш начальник отказывается в это верить. Он велит вам бросить дело.
– Он не прав.
– Никто не верит письму, кроме матери девочки и вас. Почему верите вы?
– Не может быть, чтобы только из-за волос. Мне нужны другие доказательства.
– Например?
– Фотография или, еще лучше, видеозапись. И там должна быть какая-то ссылка на время, например, первая страница газеты.
– Что-нибудь еще?
– Кровь или образец кожи – что-то, чему не может быть три года.
– Если таких доказательств нет, станете ли вы организовывать передачу выкупа?
– Не знаю. Это может оказаться подделкой.
– Но, наверное, вы хотите поймать мошенников.
– Я не стал бы из-за этого подвергать Рэйчел опасности.
– Значит, вы верите в то, что Микки жива.
– Да.
– Ни один из ваших коллег с вами не согласен. Почему?
– Возможно, доказательства неубедительны.
Джо поворачивается на стуле боком ко мне и смотрит на меня искоса. Когда я молчу или запинаюсь, он задает новый вопрос. Это похоже на задание восстановить рисунок по точкам, ориентируясь по возрастанию цифр.
– Зачем кому-то ждать три года, чтобы потребовать выкуп?
– Возможно, ее похитили не из-за выкупа – поначалу.
– Тогда зачем?
Я усиленно размышляю. По словам Рэйчел, никто в Англии не знал, что Алексей – отец Микки. Конечно, об этом знал сэр Дуглас, но он вряд ли стал бы просить выкуп.
– Значит, Микки забрал кто-то другой, и мы возвращаемся к прежнему вопросу: зачем ждать три года? – продолжает Джо.
Я снова не могу найти ответа. Высказываю предположение:
– Либо Микки у них не было, либо они хотели ее оставить.
– Тогда зачем сейчас отдавать?
Я понимаю, к чему он клонит. В выкупе нет смысла. Что я себе воображаю: что Микки три года провела где-то, прикованная цепью к батарее? Это невероятно. Она не сидит в какой-то комнате в кресле, болтая ногами и дожидаясь, пока ее спасут.
Джо все еще говорит:
– Есть еще один вопрос. Если Микки до сих пор жива, нужно понять, хочет ли она вернуться домой. Для семилетнего ребенка три года – огромный срок. Она могла привязаться к другим людям, найти новую семью.
– Но она же написала письмо!
– Какое письмо?
Это похоже на резкий порыв ветра. Я помню! Открытка и детский почерк – написано большими буквами. Я могу процитировать.
ДОРОГАЯ МАМОЧКА!
Я ПО ТЕБЕ ОЧЕНЬ СКУЧАЮ И ХОЧУ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ. Я МОЛЮСЬ КАЖДЫЙ ВЕЧЕР И ВСЕГДА ОБ ЭТОМ ПРОШУ. ОНИ ГОВОРЯТ, ЧТО ОТПУСТЯТ МЕНЯ, ЕСЛИ ТЫ ИМ ЧТО-ТО ПРИШЛЕШЬ. ДУМАЮ, ИМ НУЖНЫ ДЕНЬГИ У МЕНЯ В КОПИЛКЕ ПОД КРОВАТЬЮ ЕСТЬ 25 ФУНТОВ И НЕСКОЛЬКО ЗОЛОТЫХ МОНЕТ. ПОЖАЛУЙСТА, ПОСПЕШИ. Я СКОРО СНОВА СМОГУ С ТОБОЙ ВСТРЕТИТЬСЯ, ЕСЛИ ТОЛЬКО ТЫ НЕ ПОЗВОНИШЬ В ПОЛИЦИЮ.
С ЛЮБОВЬЮ, МИККИ
P. S. ТЕПЕРЬ У МЕНЯ ВЫРОСЛИ ОБА ПЕРЕДНИХ ЗУБА.
В это мгновение мне даже хочется обнять Джо. Господи, как здорово помнить! Это лучше морфина.
– Что вы сделали с открыткой? – спрашивает он.
– Отнес на анализ.
– Куда?
– В частную лабораторию.
Я представляю себе, как открытку кладут под стекло и тщательно изучают при помощи особой машины – спектрального видеосканера. Данный анализ может показать, был ли изменен почерк и какими чернилами пользовался писавший.
– Почерк был похож на детский.
– Вы не очень уверенно это говорите.
– А я и не уверен.
Я помню, как графолог объяснил мне, что большинство детей выводят в букве «R» вертикальную линию выше окружности. На открытке этого не было. Дети также пишут «Е» с горизонтальными линиями одинаковой длины. И перечеркивают заглавную «J», тогда как взрослые этого не делают.
Но основные выводы можно было сделать из расположения строчек. Дети с трудом пишут на нелинованной бумаге. Строчки у них получаются неровными. И, поскольку дети не могут рассчитать, сколько им потребуется места, то строчки у них обычно загибаются вниз и буквы к концу текста становятся меньше. Строчки в этом письме были идеально ровными.
– Значит, его написал не ребенок? – спрашивает Джо.
– Нет.
У меня вдруг начинает щемить сердце. Джо пытается удержать мое внимание на предмете разговора.
– А как насчет волос?
– Их было шесть.
– Там были указания, как передать выкуп?
– Нет.
– Значит, должны были поступить другие письма или телефонные звонки.
– Звучит правдоподобно.
Джо все еще водит карандашом по блокноту, рисуя спираль с темным центром.
– Свертки с бриллиантами были водонепроницаемы и предназначены для перемещения по воде. Оранжевый полиэтилен делал их заметными в темноте. Почему было четыре одинаковых свертка?