Жан-Люк откладывает в сторону бургер.
— Все лучше, чем сидеть в офисе в такую жару. А я сомневался, что вы примете мою помощь. Вдруг я плохо знаю город? А может, я социопат или психопат…
— Вам что, нравится пугать женщин такими разговорами?
Я слегка улыбаюсь, поддевая квадратик блина. Вблизи глаза Жан-Люка кажутся светло-зелеными, с золотыми крапинками.
Жан Люк ухмыляется.
— Просто были сомнения. Справедливости ради, социопатов довольно легко распознать, а вот психопатов — нет. Эти подкрадываются незаметно.
Снова включается саундтрек к «Амели», и звуки аккордеона смешиваются с разговорами за столиками. Я ковыряюсь в своем экзотическом блюде, завистливо глядя на гору нетронутой картошки фри на тарелке Жан-Люка.
— Я одно время интересовалась серийными убийцами. Они любят брать вещи с места преступления или, наоборот, оставлять что-нибудь свое, собирают трофеи и все такое. Вы не похожи на Теда Банди.
Жан-Люк смеется.
— Ну да, не похож. У социопатов обычно тяжелое детство, психологические травмы. Иногда отклонения в поведении, проблемы с законом. А у меня все в порядке: полная семья, разве что родители порой были излишне строгими. С другой стороны, психопаты лишены эмпатии, и при этом харизматичны, умеют манипулировать людьми, тщательно все планировать. Взять хоть этого вашего Банди. Или Чарли Мэнсона. Или, к примеру, нашего «арденнского людоеда». Их невозможно заранее вычислить, а потом уже слишком поздно.
— У вас здесь что, водятся людоеды?
Жан-Люк макает кусочек картошки в смесь кетчупа и сирачи[34].
— Мишель Фурнире. Разве не слышали? Зверствовал в конце восьмидесятых.
— Спасибо, что предупредили. А то вы что-то подозрительно обаятельны.
Жан-Люк трогательно краснеет и тщательно пережевывает.
— Знаете, Шейна, я хочу вам кое-что показать. Надеюсь, вам понравится. Не с целью вас обаять, клянусь.
Уголки его рта слегка приподнимаются в застенчивой улыбке. Он смотрит из-под густых темных ресниц, оценивая реакцию на предложение.
— Мне надо отлучиться.
Я соскальзываю со стула и, чувствуя спиной его взгляд, иду к узкому коридору с надписью «Toilettes»[35]. Стены туалета украшены фотографиями знаменитостей с автографами, остальное пространство расписано поклонниками и посетителями. Ничего божественного. Хотя на данном этапе я уже готова счесть таковым лицо Будды, проступающее на подгоревшем в тостере хлебе.
— Все в порядке? — спрашивает Жан-Люк, когда я возвращаюсь. — Вы очень бледны.
— Просто устала. — Физически и морально. Я остаюсь стоять рядом со столиком. — Пойдемте?
Восторг, который я испытала, обнаружив пост Анжелы в блоге, ее записку ко мне — «Божественное расследование», — улетучился.
Радость от того, что я поняла, что эти цифры были широтой и долготой, рассеялась, как дым от сигареты подростка.
— Еще минуту, — Жан-Люк жестом приглашает меня сесть, достает из рюкзака стопку бумаг и кладет ее на ламинированную столешницу передо мной.
— Это вам.
Он пододвигает бумаги ко мне жестом Джеймса Бонда. На верхнем листе значится: «Управление Организации Объединенных Наций, Совет Безопасности».
— Что это такое?
— Вчера вечером, после того как мы расстались, я сам немного поискал.
Жан-Люк похлопывает по сиденью рядом с собой, закидывая ногу за ногу, давая понять, что это не флирт. На его сотовом телефоне открыт сайт — Les Archives de Paris![36]. В разделе за 2015 год значится имя Анжелы и название ее работы в Сорбонне, на английском языке.
— Ух ты, — выдыхаю я. — Ничего себе! И что, все выпускные работы публикуются в интернете?
Жан-Люк качает головой.
— Конечно нет. На кафедре выбрали парочку, чтобы продемонстрировать свои достижения. Чтобы иметь доступ к архивам, нужно быть студентом Сорбонны или получить разрешение на уровне посольства. Здесь, — он постукивает по папке указательным пальцем, — распечатки всех ее работ.
Новая надежда разгорается в груди. Бумаги, кажется, пылают в руках.
— Спасибо! Без вас я бы никогда этого не нашла.
— Всегда пожалуйста, — отмахивается он.
Я качаю головой и возвращаюсь к экрану телефона.
— Интересно, почему Анжела посвятила свою работу бездомным?