Над моей скорчившейся фигуркой нависает та самая худощавая женщина с суровым выражением лица. Кажется, она вовсе не собирается мне помогать. Не дождавшись ответа, она дергает меня за руку и выводит на тротуар. Голоса у входной двери умолкают. Наверное, панические удары моего сердца слышат все. Ничего не знаю о французской полиции, кроме того, что они ни с кем не церемонятся. Вспоминаю, как скривился Валентин, когда я нагрубила ему в квартире Анжелы, и весь мой французский куда-то улетучивается. Лишь тупо смотрю на женщину, а та медленно повторяет:
— Вы заблудились? Вы француженка или туристка?
— Нет. Я…
Черт, что же делать? На висках выступает пот, ишу взглядом Валентина, но вижу только высоких мужчин.
— Вы мексиканка? Китаянка? Китайское посольство здесь, за углом.
Она показывает пальцем с коротко остриженным ногтем и машет рукой.
— Я американка. Ишу инспектора Валентина.
Женщина упирает руки в бока.
— Так. А почему вы сидите… derriere[45]… машины?
Я пытаюсь что-нибудь соврать, но в этот момент раздаются тяжелые шаги, и из-за спины мужчины в черном плаще с желтыми буквами появляется инспектор Валентин и начинает сверлить меня взглядом.
— Спасибо, Тремен, — говорит он по-французски. Она хмурится и оставляет нас наедине.
— Что вы здесь делаете? Это место преступления, мисс Дарби.
Вместо того чтобы отчитать меня за наглость, Валентин только морщится и поднимает руку, словно собираясь погладить меня по плечу, но тут же опускает ее.
Мы с Анжелой всегда спорили о людях: их намерениях, мотивациях, отношении к окружающим. Я никогда никому не доверяла, Анжела же интуитивно чувствовала людей и давала им то, что они хотели. «Почему бы и нет?» — говорила она. Люди видят то, что хотят увидеть, так почему не дать им это, тем более если это работает в твою пользу. Моя социально-адаптированная, эмоциональная сестра. Глядя на раздраженную мину Валентина, я думаю, что сестра не так уж не права. При воспоминании о ней меня накрывает тоска, и глаза мгновенно наполняются слезами. Как мне ее не хватает.
Валентин оценивающе смотрит на меня, мы в стороне от его коллег. Выражение его лица смягчается.
Я отбрасываю эмоции в сторону, прокашливаюсь и говорю:
— У меня украли телефон, и я не могла вам позвонить. Но мне нужно вам кое-что сказать. Я была в квартире Эммануэль Вуд.
Валентин делает глубокий вдох.
— И что?
Хочется как-то получше преподнести ему эту информацию, но ничего не приходит в голову, и я отрубаю сплеча:
— Там под раковиной лежит труп.
Пусть я буду бестактной сестрой.
Он делает шаг назад. Хлопает глазами.
— Это невозможно. Я был там на прошлой неделе.
— Возможно, его перенесли туда недавно. Вполне логично подбросить тело после обыска.
Он задумчиво кивает.
— Как вы думаете, это Ману?
Мне очень хочется, чтобы он сказал «нет», чтобы с Анжелы сняли подозрения.
Валентин выдыхает, глядя себе под ноги.
— Надеюсь, что нет. Сейчас вам лучше войти в дом и оставаться там. Мисс Дарби, вы ведь больше не разговариваете на улице с незнакомцами?
— Нет. Больше не разговариваю. А вы выяснили что-нибудь новое? Хотела спросить: директор морга сказал, что выстрел в голову и татуировка на лодыжке были сделаны уже после смерти. Кому это могло понадобиться?
Он раздраженно вздыхает.
— Он не должен был говорить вам об этом. Как только мы установим, как все эти детали согласуются с причиной смерти, я обязательно сообщу вам. Можете быть уверены.
— А как насчет этого трупа?
Я показываю на дом, у которого мы стоим.
— У него ведь тоже татуировка и огнестрельное ранение в голову, так? Значит, это дело рук того же серийного убийцы, который охотился за Анжелой?
Валентин потирает переносицу.
— Мне очень жаль, но больше ничего не могу сказать. Правда. Мы работаем не переставая. Я сплю по три часа в сутки.
Он оглядывается через плечо.
— Вы когда-нибудь слышали о Мишеле Фурнире?
Тот самый «арденнский людоед», о котором мне говорил Жан-Люк.
— Это серийный убийца, да?
Валентин утвердительно кивает.
— Фурнире убил девять человек. Инспектор, расследовавший это дело, всю жизнь винил себя за то, что не смог задержать Фурнире раньше. Я не хочу повторить его судьбу.
Он пристально смотрит мне в глаза.
— Стойте тут. Я попрошу кого-нибудь отвезти вас домой.
Он огибает большой белый фургон и исчезает в доме. Пока никто не идет, через тридцать секунд я сама подбираюсь ближе к входу. Та женщина, которая обнаружила меня, должно быть, тоже внутри, я не узнаю никого из участка.