— Шейна? — Чан трогает меня за руку. — Там ничего нет.
Она кивает на щель в скале рядом со мной. Я игнорирую ее замечание и наклоняюсь ближе. Присутствие Анжелы всегда наполняло меня каким-то особенным теплом. Пытаюсь вспомнить это ощущение, представить, что сестра зовет меня. «Я здесь. Я жду». Адреналин борется с клаустрофобией, и какая-то нечеловеческая сила толкает меня вперед, прямо в эту дверь в ад. Я протискиваюсь в узкую трещину.
— Анжела? — адепчу я. Дикие спазмы сжимают желудок, но я двигаюсь вперед, вытянув руки. Проход идет под уклон, свет от ламп туристического маршрута не проникает сюда. Себ говорил, что катакомбы тянутся под землей более чем на двести миль. Холодный воздух окутывает меня, я сжимаю и разжимаю пальцы, чтобы согреться хоть немного.
Неожиданно я оказываюсь в довольно большой пещере. Поднимаюсь на ноги, ожидая нападения какого-нибудь монстра, и оглядываюсь. Я здесь явно не первая.
На стене висит проекционный экран, перед ним несколько десятков стульев. В дальнем конце импровизированного кинотеатра расположена полная напитков барная стойка с тремя стульями. Зал не меньше пятнадцати метров шириной и метров десять высотой. В картонной коробке в углу на полу лежат старомодные катушки с кинопленкой, рядом винтажный кинопроектор с двумя бобинами и современный электронный проектор. Место во всех смыслах андеграундное. Только для своих. Сколько же еще тайн хранят катакомбы?
Через щель в скале я возвращаюсь к Чан. Она дожидается меня, скрестив руки на груди.
— Думаю, нам пора возвращаться, — говорит ОНЭ.
— Послушайте, мадам Чан. Большое спасибо, что привели меня сюда, но вы, если хотите, можете уйти без меня. Ведь мы на маршруте официального тура. Так что я и сама смогу выбраться.
— Нет, не сможешь. По крайней мере, в ближайшее время. Сегодня суббота. И катакомбы откроются только после десяти.
Анжела, Анжела, Анжела. Мантра крутится у меня в голове, пока я ищу какой-нибудь знак от сестры и пытаюсь использовать экстрасенсорную силу близнецов.
Чан внимательно наблюдает за мной.
— Тебе нехорошо?
На повороте тропинки на полу туннеля выложен из бедренных костей узор в виде чаши. Что-то в нем кажется мне знакомым; я видела его раньше на фотографиях Дижеды. Представляю себе тысячи крошечных кабелей, тянущихся от моего тела, напряженных и готовых передавать безмолвные сообщения сестре, не столько слова, сколько ощущения. Вспоминаю направление по компасу. Да, коридоров, идущих отсюда на восток, нет, но тут я замечаю небольшое отверстие в одной из стен на уровне колена, достаточно большое, чтобы в него протиснулся человек.
В моей груди стучат барабаны, и я бросаюсь к отверстию. Чан не отстает. Ложусь на землю, проползаю в дыру и встаю на ноги в длинном темном туннеле. Чан остается снаружи, крича, чтобы я возвращалась. Нащупываю фонарик, но не успеваю его включить; чувствую, что рядом со мной кто-то есть.
Пытаюсь нащупать руками стену, чтобы как-то сориентироваться в темноте, но в этот момент чья-то костлявая рука хватает меня за запястье. Втягиваю воздух, чтобы закричать, но другая рука зажимает мне рот и тянет в глубину шахты. Кто-то стискивает мне челюсть с такой силой, что слезы застилают мне глаза. Наконец, я нащупываю кнопку фонарика и освещаю лицо нападающего.
Фарфоровая кожа покрыта толстым слоем пыли. Грязные щеки не видели солнца несколько дней. Темные волосы превратились в огромную всклокоченную копну. Зрачки карих глаз сужены, как у злобной, не терпящей света крысы. От облика этого существа веет безумием и страхом. Оно сжимает мою руку с такой силой, что у меня начинают болеть пальцы. Вырывает у меня фонарик и кладет его себе в карман. Туннель снова погружается во тьму.
Несмотря на все мое изумление, я успеваю сказать:
— Анжела?..
— Близнецы — молодцы, — хрипло шепчет она.
— Шейна? Что случилось? Кто там? — спрашивает Чан. Ее фонарик освещает наши ноги, и Анжела отшатывается в темноту.
— Ты кого-то привела?
— Мне пришлось. Я же ничего не знаю о катакомбах. Но ты… Ты жива!
— С кем ты там говоришь? — доносится голос Чан сквозь отверстие в стене.
Анжела снова сжимает мою руку.
— Надо уходить.
Она поворачивается в сторону главного коридора и начинает что-то быстро объяснять Чан по-французски. Я ничего не понимаю, успеваю только отметить, что за три года она почти избавилась от акцента. Ее плечи распрямляются, она машет рукой у правого бедра — у нее это всегда означало отказ. Моя сестра, как всегда, включает обаяние, пусть мы глубоко под землей и неизвестно, когда она последний раз принимала душ. Анжела хихикает, а Чан только кивает. Анжела делает еще один плавный жест рукой и поворачивается ко мне в темноте.