— Дело в том, что я все прекрасно понимаю, — Анжела отрывисто смеется. — Я хочу простить тебя. Хочу двигаться вперед, потому что это не твоя вина, что они погибли. Но не знаю, как это сделать.
— Анжела… — мой голос срывается.
Не могу передать словами, как сильно мне хочется, чтобы она сказала, что все хорошо, что она прощает меня после трех лет страданий в одиночестве. Когда мне сообщили, что Анжела умерла, я поняла, что никогда не получу прощения. Но увидев ее послание ко мне на доске, я вновь обрела надежду на это, и от переполнявших меня эмоций тогда едва не рухнула на пол.
Успокойся. Compter jusqu’a dix. Надо начать сначала.
— Анжела, прости меня… за все. За маму и папу. За то, через что тебе пришлось пройти здесь, но нам сейчас нужно сосредоточиться. Куда ты пошла, когда сбежала?
— Домой. Открыла дверь запасным ключом, который прятала в вестибюле, захватила немного наличных, которые хранила на всякий случай, написала тебе сообщение на доске, сделала закладку к своему сообщению в блоге, чтобы ты могла ее найти, и засунула под шкаф чеки. Я знала, что ты будешь искать везде и что Себ свяжется с тобой, чтобы заманить сюда. Он сказал мне, что украл тело из больничного морга и сбросил его в реку, чтобы все думали, что это я.
Я с содроганием вспоминаю запах гниющей, пропитанной водой плоти. Однако, взглянув на ноги Анжелы, я замечаю, что на ее лодыжке действительно присутствует символ Близнецов.
— Потом, — продолжает она, — я пряталась в катакомбах, надеясь, что он не станет искать меня здесь. Я думала о том, что бы ты сделала в моей ситуации, Шей. Ты всегда была такой рациональной. Но даже ты не смогла бы найти выхода из сложившейся ситуации.
— Это точно. Но зачем ты написала, что тебя преследовал Жан-Люк? Я была уверена, что это он похитил тебя.
— Возможно, этот вопрос лучше задать мне. — В дверном проеме появляется Себ. Он бросает на землю большую холщовую сумку, набитую какими-то тяжелыми предметами. — Ведь это я написал.
Мы смотрим на него: два одинаковых застывших лица. Сквозняк проникает в длинные рукава моей рубашки, и по коже бегут мурашки. Как долго он там стоял? Пытаюсь поймать взгляд Анжелы, но она упорно смотрит в потолок. Себ входит в комнату.
— Вчера вечером вечеринка была hyper chouette! Звучит знакомо?
Самодовольная ухмылка кривит его рот.
Пытаюсь вспомнить письмо дословно, и в памяти всплывает фраза, которая меня тогда покоробила. О том, что у французов нет глазков в дверях. Я тогда подумала, почему Анжела написала «глазков в дверях», а не «дверных глазков», и решила, что после трех лет, проведенных во Франции, она стала подзабывать родной язык.
Себ подходит к стоящему в углу генератору и включает его. Металлическая коробка с утробным рычанием оживает.
— Мой визит в больницу был успешным, так что можно перейти к следующему этапу.
Прежде чем я успеваю опомниться, он подходит ко мне, выхватывает шприц и задирает мой рукав. Потом наклоняется ниже и говорит почти дружелюбно:
— Шейна, пора сделать анализ крови.
Глава 32
На экране ноутбука — узкий коридор, ведущий в подземную лабораторию Себа; в нижнем правом углу видна ближайшая к лаборатории развилка. Войти или выйти незамеченным не удастся. Еще одна камера висит у меня над головой.
Себ раскладывает инструменты на полках стального шкафа, разговаривая с нами через плечо.
— Ну вот, теперь все готово. Анестезия, антибактериальные салфетки, антисептик.
— Пожалуйста, не делай этого. Ты ведь можешь отпустить нас.
Он молча возится с пластиковыми бутылками. Потом говорит едва слышно:
— Нет. Не могу, Шейна.
— Конечно можешь! — продолжаю я бодро, расслышав неуверенность в его голосе. — Отпусти нас — и обещаю, что мы не пойдем в полицию до тех пор, пока ты не скроешься.
Он запрокидывает голову, будто изучая потолок. Затем подходит к Анжеле, хватает ее за запястья и тащит к соседней стене. Подняв с земли цепь, он перекидывает ее через связанные руки Анжелы и пристегивает металлическим замком к крюку, торчащему из стены. Положив ключ в карман, он поворачивается в мою сторону.
— Пожалуйста, Себ. Ты… ты ведь хороший человек. Ты не должен этого делать! — кричу я, пока он неторопливо подходит ко мне.
Он резко останавливается передо мной, как в тот день, когда он застал меня на Елисейских Полях за покупкой широкополой шляпы.