Такие асимметрично подстриженные черные волосы и такая потрясная джинсовая куртка могут быть только у одного человека.
— Чан? Но как вы?…
— Да. Я жива, все в порядке. Почти…
Она понижает голос и жестом показывает, чтобы я подошла поближе. Чувство дежавю охватывает меня, когда я пересекаю десятифутовое пространство, разделяющее нас, точно так же как в тот день, когда мы встретились первый раз. Она бросает осторожный взгляд на вестибюль, затем просовывает ладонь через решетку, чтобы похлопать меня по руке.
— Как ты?
Чан! — Радостный смех срывается с моих губ, я сквозь решетку обнимаю ее маленькое тело. Глаза наполняются слезами, ён Как это возможно? Ведь Себ убил вас.
— Этот твой Себастьян несколько туповат. Он с детства был одержим катакомбами. Мы с ним несколько раз встречались в туннелях, и он рассказывал мне обо всех своих открытиях. Он утащил вас, а потом вернулся за мной. Но я залезла в один тупичок, о котором он не знал, и пряталась там, пока не убедилась, что он ушел. На какое-то время я потеряла сознание, ведь сотрясение мозга — не шутка. Выбралась наружу только в воскресенье вечером. Сразу же позвонила в полицию и сообщила, где вы находитесь. Они быстро до вас добрались?
У нее под глазами — большие темно-лиловые синяки, красная царапина идет по шее от уха до ключицы.
— Недостаточно быстро, — отвечаю я.
Чан кивает, будто она уже знает все, что я могу рассказать.
— Простите меня, Чан, за все. И спасибо вам огромное. Я… я должна была найти свою сестру.
Понимаю, что словами не выразить всего того, что чувствую, ведь, помогая мне, эта женщина едва не лишилась жизни. Она улыбается:
— Конечно. Рада, что с тобой все в порядке. А что с Анжелой? У нее все хорошо?
Я киваю, надеясь, что полиция не слышит моего ответа.
— А как же твой рейс? — спрашивает Чан. — Ты ведь пропустила его?
— Да. Опоздала примерно на двенадцать часов. Не знаю, как доберусь до дома, потому что потеряла свой паспорт. Надо будет пойти в посольство, чтобы выписать новый. Полиция все еще анализирует записи с камер наблюдения, чтобы убедиться в том, что моя история правдива. Надеюсь, завтра уже все подтвердится.
Чан берет меня за руку.
— Хороший план. Как только я узнала, что ты здесь, я сразу пришла, чтобы убедиться, что у тебя все нормально. Теперь ты можешь сама о себе позаботиться, Шейна. Ты ведь это знаешь, верно?
Я слабо улыбаюсь потрескавшимися губами.
— Да, теперь знаю.
— Вот и молодец. По крайней мере мы получили достаточно адреналина, не так ли?
Чан ухмыляется. Она целует мне руку.
— Пойдем отсюда. Что мы тут торчим?
— Но я… я не могу никуда пойти, Чан. Я же арестована.
— Конечно можешь! Я внесла за тебя залог.
— Вы выложили пятнадцать тысяч евро?!
Чан протягивает руку через решетку моей камеры и берет меня за подбородок.
— Вернешь мне долг, когда станешь известным врачом. Или судьей. Ну или диджеем.
Подходит охранник и отпирает камеру. Слезы текут по моему лицу, Чан обнимает меня.
Я подписываю несколько бланков с приложенными копиями, в которых говорится, что я обязуюсь прийти, когда меня вызовут. Жан-Люк, взявший на себя роль переводчика, тщательно разъясняет мне каждое предложение. У меня сняли отпечатки пальцев, инспектор Валентин поговорил со мной в камере, а Жан-Люк остался, чтобы написать отчет.
Организация Объединенных Наций совместно с полицией проводила операцию по ликвидации торговцев людьми, а Жан-Люку было поручено следить за мной. Как объяснил Валентин, он начал подозревать Бронна, когда директор морга сообщил ему, что Себ встречал меня после опознания трупа предполагаемой Анжелы. И это произошло сразу после того, как Валентин рекомендовал мне не общаться с незнакомцами. Валентин узнал о смерти Батиста и увольнении Себа из армии, а также о нездоровом интересе последнего к катакомбам. Записка, которую Валентин подсунул под дверь Анжелы, должна была заставить меня оставаться в квартире, пока полиция не арестует Себа. Татуировки жертв Бронна наводили следователей на мысли о его безумии. Астрологический символ, выбранный Себом в качестве клейма, говорил о его вере в то, что близнецы — ключ к научному открытию.
Валентин прерывает телефонный разговор, когда мы с Чан проходим мимо его кабинета со стеклянными стенами. Дежурный кивок в нашу сторону вдруг смягчается ободряющей улыбкой, но тут же он возвращается к телефонному разговору и орет в трубку по-английски: «Мне плевать, что у нее встреча! Соедините меня с американским послом немедленно!»