— Я узнаю.
— Позвольте мне взять несколько галлонов. Я пришлю мистеру Хамфри чек.
— Из-за вас у меня будут неприятности.
— Я даже не упомяну ваше имя, — пообещал инспектор. — Кстати, как вас зовут?
— Шервуд. Джесси Шервуд.
— А меня Ричард Квин, миссис Шервуд.
— Мисс Шервуд, мистер Квин.
— Вот как? Рад познакомиться.
— Взаимно.
Непонятно почему оба заулыбались. Солнце сверкало на голубом небе, с моря дул легкий ветерок, принося соленые брызги.
— Мне здесь некого посещать, мисс Шервуд, — сказал старик. — Почему бы нам не посидеть и не поболтать?
Улыбка исчезла.
— Если до мистера и миссис Хамфри дойдет, что я болтала с посторонним на пляже, когда ребенок был на моем попечении, они меня уволят и будут абсолютно правы. А я ужасно привязалась к маленькому Майклу. Боюсь, мне придется отказать вам, мистер Квин.
«Приятная женщина», — подумал инспектор.
— Да, конечно, я об этом не подумал... Понимаете, я старый друг Эйба Перла — шефа полиции в Тогасе, я провожу лето с ним и миссис Перл в их домике на берегу.
— В таком случае мистер Хамфри, возможно, не стал бы возражать... Но они так нервничают из-за ребенка...
— Это их первенец?
— Да.
— Их можно понять. Родители не могут быть слишком осторожны в отношении своих детей — особенно если они богаты.
— Хамфри — мультимиллионеры.
— Шеф Перл говорил мне, что на острове Нер только такие и живут. Помню дело о похищении, которое я расследовал несколько лет назад...
— Расследовали? Вы тоже полицейский офицер, мистер Квин?
— Был — в Нью-Йорке. Но меня отправили на пенсию.
— На пенсию? В вашем возрасте?
Он посмотрел на нее:
— Как вы думаете, сколько мне лет?
Около пятидесяти пяти.
— Вы говорите это из вежливости.
— Я никогда не лгу — даже из вежливости. Значит, вы старше?
— Процитирую вам пункт «О» параграфа 434-а Административного кодекса города Нью-Йорк. «Ни один служащий департамента полиции, за исключением полицейских врачей...» и так далее, «достигший возраста шестидесяти трех лет, не может продолжать службу и должен быть отправлен на пенсию за счет департамента». Как видите, я выучил это наизусть.
— Шестьдесят три? — Выражение ее лица было скептическим.
— Именно столько мне стукнуло в последний день рождения.
— Никогда бы этому не поверила.
Из недр коляски донесся писк. И сестра Шервуд поспешила к своему питомцу, старик последовал за ней. Он невольно обратил внимание на изгиб ее бедер, молодые плечи, стройные ноги.
Оказалось, ребенок просто всплакнул во сне.
— Скоро он проснется и захочет есть, — сказала Джесси Шервуд, возясь с вуалью. — Ваша жена тоже гостит у шефа и миссис Перл?
«У нее сильные руки... »
— Я овдовел, когда вы родились, мисс Шервуд.
— Быть не может! — Она засмеялась. — И сколько же, по-вашему, мне лет?
— Тридцать девять — сорок, — солгал инспектор.
— Вы просто душка! В январе мне исполнится пятьдесят. Я уже почти двадцать пять лет дипломированная медсестра.
— Вот как? Разве ребенок болен?
— Господи, конечно нет. Малыш вполне здоровенький.
Пухлые ручки и ножки, крепкая грудь и толстые щечки свидетельствовали о том, что так оно и есть. Он спал, как бы защищая руками головку, в трогательно беспомощной позе; шелковистые брови были озабоченно сдвинуты. «Они оба выглядят, как...» — думал Ричард Квин, но не мог найти подходящего слова. Некоторые чувства нельзя выразить словами. Его удивляло, что они у него все еще есть.
— Просто миссис Хамфри так нервничает, что не доверяет обычной няне, — продолжала Джесси Шервуд. — А я почти всю свою карьеру работала педиатрической медсестрой. Обычно я не берусь за такие дела, я имею в виду, уход за совершенно здоровым ребенком. Предпочитаю заботиться о тех, кто в этом нуждается. Но за последние несколько нет я сильно переутомилась, а предложение мистера Хамфри было настолько щедрым...
Джесси оборвала фразу. Чего ради она рассказывает все это постороннему?
— Никогда не были замужем? — небрежным тоном осведомился старик.
— Прошу прощения? О, вы имеете в виду меня? — Ее лицо изменилось. — Была один раз помолвлена. Во время войны. — Теперь в улыбке ощущалась горечь. — Он был врачом и погиб в Нормандии.
Инспектор кивнул. Они стояли рядом у коляски, глядя сквозь сетку на маленькое сонное личико.
«О чем я думаю? — спрашивал себя старик. — Она энергичная привлекательная женщина, а я всего лишь высохший старый дурак».
Он теребил пуговицу куртки.