— «В обители святого Кирилла…» — вслух прочел он. — Где это?…
— В любом справочном киоске Москвы вам дадут точный адрес этой «обители», месье, — уклончиво ответил Джейк.
— Вы не человек, а уж! — хмуро сказал Кортец.
«А вы удав…» — хотел ответить Джейк, но передумал и сказал:
— Я вырос в Америке, месье…
— Это сразу видно… Но не в этом дело, а в том, что ваш дядюшка, сумасшедший он или нет, раньше нас с вами узнал адрес тайника. Не так ли?
— Так, месье. Но одного адреса, видимо, мало. Надо иметь еще план, вот этот чертеж… А чертеж выскользнул из рук князя Платона как раз в тот момент, когда он собирался запустить руки в подземелья монастыря… Потом началась революция, пришлось скрываться…
— А дальше?
— Дальше?… Если бы он хоть что-нибудь нашел, это было бы такой научной сенсацией, что мы наверняка услышали бы о ней, месье… Не забывайте, что о библиотеке Грозного идут споры уже более сотни лет и ищут ее столько же…
Джейк говорил с пафосом. Кортец опасливо поглядывал на него: «Черт его знает! А не психопат ли он, как его дядя?…»
Но, уловив наблюдающий взгляд Джейка, искоса брошенный в его сторону, «потомок великого конкистадора» успокоился:
«Нет! Это стопроцентный американский пройдоха…»
— Ладно! — решительно сказал он. — Когда мы получим справку, о которой я говорил, я изложу вам наш план действий. Но уже теперь могу сказать, что мы с вами поедем в СССР как туристы — это сейчас модно. Русские охотно пускают к себе целые батальоны туристов и даже позволяют им свободно разъезжать по всей стране.
— Это очень хорошо, месье!
— А деньги у вас есть?
— Есть, но мало, — вздохнул Джейк. — Мистер Грегг был не очень щедр…
— Вот это уже не по-американски, — сказал Кортец, поджав мясистые губы. Он подумал с минуту. — Ну ничего, раз уж я вступил в это дело, то вытяну из мистера Грегга все, что нам будет нужно.
Древнегреческая книга на Кузнецком мосту
О московских улицах написано немало книг и очерков, и мы ничего не откроем читателю, напомнив, что некоторые московские улицы по сей день именуются валами, хотя никаких валов на них нет уже сотни лет, а различные «ворота» давным-давно превратились в обыкновенные перекрестки и площади. К таким же «филологическим» памятникам старины можно отнести и Кузнецкий мост — маленькую узкую московскую улицу, расположенную в самом центре столицы. Здесь когда-то через речку Неглинку был переброшен мост, подле него проживали кузнецы. А сейчас Кузнецкий мост «заселен» главным образом магазинами. Особенно много здесь и в крохотном проезде МХАТ — продолжении Кузнецкого моста — книжных магазинов: букинистических лавок, магазинов Москниготорга, киосков… Здесь торгуют книгами с лотков, а совсем недавно торговали даже с рук. Еще в 1956 году на Кузнецком мосту, подле большого магазина подписных изданий, как войско Самозванца у стен Лавры, стояла толпа любителей книг, и ловкие спекулянты в этой толпе втридорога перепродавали «дефицитные» книги, а заядлые книжники обменивались «новинками».
Но что творилось на Кузнецком мосту по воскресеньям!.. «Сорочинская ярмарка» и «Ярмарка в Голтве», только слившиеся и, так сказать, укрупненные!.. Книжное «чрево Парижа» в центре Москвы!.. В огромной толпе, запрудившей оба тротуара между Петровкой и Пушкинской улицей, можно было найти все: «Приключения Рокамболя», «Фацетии» Поджо Браччиолини с «номерными вставками» и без таковых, романы обоих Дюма (отца и сына); стихи Есенина и Гумилева; антологию японской поэзии; книги Бальзака, Гоголя, Мопассана, Чехова, Драйзера, Диккенса и даже Поль де Кока; сочинения Конан Дойля и его бесчисленных литературных «наследников» (кстати, мало похожих на своего прародителя, как ильфо-петровские «дети лейтенанта Шмидта» походили на своего нареченного отца).
Как на традиционные охотничьи рынки, сюда, на Кузнецкий мост, съезжались и сходились по воскресеньям любители книг, Здесь, в разношерстной толпе, вы могли встретить знакомого, которого не видели несколько лет. Здесь бывали люди самых разнообразных профессий: электрики и кондитеры, отоларингологи и парикмахеры, пивовары и сталевары, инженеры и рабочие, писатели и журналисты, владельцы мощных книжных коллекций и люди, делающие лишь первые шаги на этом благородном поприще. У многих из них дома на книжных шкафах и над тяжелыми полками висели надписи, похожие на скрижали ветхого завета:
1. «ДОМ БЕЗ КНИГИ ТО ЖЕ, ЧТО ТЕЛО БЕЗ ДУШИ… О ПРОХОЖИЙ, НЕ ЛИШАЙ ДУШИ МОЕ ТЕЛО!»
2. «ОТРУБИ СЕБЕ РУКУ, ЕСЛИ ОНА ОТДАСТ ИЗ ДОМУ КНИГУ»…
3. «НЕ ПРИКАСАТЬСЯ!.. ГРОЗИТ СМЕРТЬЮ!»… (НАРИСОВАНЫ ЧЕРЕП И КОСТИ.)
Большинство завсегдатаев книжной толкучки в будни заняты и потому лишены возможности посещать магазины, где ценные книги появляются и исчезают со скоростью падающих звезд. Таких обычно выручают книги, накопленные еще в эпоху Сойкина и Сытина папашами и дедушками. За «Петербургские трущобы» Крестовского, романы Генриха Сенкевича и тому подобные «книжные россыпи» они могут получить здесь любую «упавшую звезду».
Вместе с книжными «монополистами» сюда приходила и молодежь: студенты, ученики ремесленных училищ, старшие школьники. Тут же шныряли и какие-то подозрительные личности, которые, наметив подходящего клиента, непременно брали его за пуговицу, отводили в сторонку и вполголоса предлагали приобрести какую-либо «падающую звезду», пригревшуюся у них за пазухой.
Были среди этих типов и своего рода «профессора», повидавшие книг не меньше, чем любой квалифицированный букинист. Услыхав имя Стефана Цвейга, например, и название «Книги о вкусной, здоровой пище», они тотчас же безапелляционно определяли: «Эквивалент!..»
Это означало, что произведения замечательного австрийского писателя и поваренная книга котируются на Кузнецком мосту как издания редкие и равноценные. Зато книги Тургенева, например, по сравнению с сочинениями какого-нибудь нового автора, выпускающего каждую субботу по толстому роману о шпионах, оказывались здесь «неэквивалентными»: за том плодовитого автора-детективщика полагалось отдать вместе с Тургеневым еще и подписку на Шиллера. Разумеется, это говорило только о вкусах некоторых посетителей толкучки и ни о чем больше.
Среди книжных ловкачей были и очень экзотические экземпляры: перепродав сотни книг, они умудрялись ни в одну из них не заглянуть. На толкучке такие обычно «шли на таран» и по причине острой малограмотности отчаянно перевирали названия книг и фамилии авторов. Они путали Стендаля с Далем, а Куприна — с Купером. Один из них даже получил здесь кличку «Фенимор Куприн» за то, что однажды, предлагая кому-то сильно потрепанную книгу, рекламировал ее так:
«Это же «Яма»! Знаменитый роман Фенимора Куприна!.. — и, понизив голос, добавлял многозначительно: — Запрещенный…»
На груди Фенимора Куприна хранилось удостоверение о нетрудоспособности по причине психической неуравновешенности, а на животе, за поясом, всегда согревались несколько «запрещенных романов», которые никто и никогда не запрещал… Низко надвинув шляпу и прикрыв зоркие глаза темными очками, он, как Человек-невидимка, скользил в толпе и время от времени приговаривал сиплым баском:
«Меняю «Деньги» на деньги… — и пояснял: — «Деньги» — это знаменитый роман. Автор Эмиль Золь…»
Милицию на книжной толкучке беспокоили не столько Фениморы Куприны, сколько то, что троллейбусы и автомашины с трудом пробивались сквозь толпу. Аккуратно являясь на Кузнецкий мост, милиционеры вежливо просили книжников «пройти» и «не нарушать». Солидные книжные магнаты, приехавшие на собственных «Победах», кряхтя от неудовольствия, «проходили», но продолжали «нарушать», а Фениморы Куприны при виде милиционеров быстро исчезали в парадных, где и завершали свои коммерческие операции.