Это состояние подсудимого предопределило и атмосферу в зале. Процесс шел гладко, но тягостно. Даже Кучеренов не возникал. Он сидел с видом человека, который знает, что его время придет.
Публики с самого начала было немного — местные пенсионеры, любители судов, особенно бракоразводных процессов, случайные посетители, оказавшиеся в здании суда по своим делам и из любопытства заглянувшие на процесс. После перерыва на обед никого из них не осталось. Лишь в первом ряду сусликом торчал не пропускавший ни одного суда маленький неопрятный старик с яйцеобразной лысиной, обрамленной длинными сальными волосами, да в заднем ряду небольшого зала сидели пятеро молодых людей, которых судья Сорокин видел из окна своего кабинета. Они не переговаривались, ничего не записывали. Слушали внимательно, никак не выражая своего отношения к происходящему.
Они появились и на второй день и молча просидели от начала до конца. Сорокин понял, что они намерены присутствовать на всем процессе. Они все больше интересовали его. Он приказал начальнику охраны проверить их документы и записать фамилии. На листке, принесенном ему в кабинет перед началом утреннего заседания, стояло: «Перегудов, Пастухов, Хохлов, Злотников, Мухин».
— Документы в порядке, — доложил охранник. — Предъявили без звука.
«Перегудов».
Судья вспомнил. Это был руководитель реабилитационного центра, в котором Калмыков сначала долечивался, а потом работал санитаром.
Доктор Перегудов.
— Перегудов — старший из них? — спросил он.
— Так точно.
— Попросите его зайти ко мне после заседания.
— Слушаюсь. Доставлю.
— Вы не можете его доставить, — возразил судья. — Он не подсудимый. Попросите его зайти. Скажите, что это моя просьба.
— Будет исполнено.
Но вечернее заседание круто изменило ход процесса и заставило судью забыть о приглашении.
Еще во время обеденного перерыва прокурор по-свойски сообщил ему, что его следователь накопал кое-что новенькое и это делает исход суда совершенно ясным. Но что именно накопал следователь, не сказал, лишь многозначительно пообещал:
— Узнаешь. Попомни мои слова: этот парень станет майором.
— Нашел заказчика? — предположил Сорокин.
— Пока не нашел. Мне он ничего не говорит, темнит. Но у меня такое ощущение, что след взял.
После того, как слушание дела возобновилось, прокурор заявил ходатайство о вызове в качестве свидетеля гражданки Сомовой Галины Ивановны. Впервые за время суда мертвое лицо Калмыкова исказила гримаса.
— Нет! — резко произнес он, будто каркнул. — Нет!
— Защита отклоняет ходатайство прокурора, — заявил адвокат, но обосновать свой протест не смог.
— Возражение не принято. Пригласите свидетельницу, — распорядился Сорокин.
Судебный пристав ввел в зал высокую стройную женщину с большими встревоженными глазами, словно извлеченную из уличной толпы. Такие женщины составляют на московских улицах большинство: опрятно и даже модно, но небогато одетые, с выражением озабоченности на лице — нехваткой денег, ценами на продукты, здоровьем детей.
В толпе она не обратила бы на себя внимания. Явленная же вне привычного окружения, обнаружила гордую посадку головы, как бы потаенную грациозность движений. На узком, с крупными правильными чертами лице выделялся большой рот с четким и словно бы высокомерным разрезом губ.
То ли ей плохо объяснили, для чего ее вызывают в суд, то ли она не вполне это поняла, а просто подчинилась, как привыкла подчиняться начальству. Но она даже не увидела подсудимого, скользнула по решетке взглядом и с испугом, недоумением и настороженностью посмотрела на судей.
Когда была установлена ее личность и сделаны положенные предупреждения об ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний, прокурор задал вопрос:
— Свидетельница, знаете ли вы подсудимого Калмыкова Константина Игнатьевича?
И только тут она увидела человека за решеткой.
— Костя, — негромко, ошеломленно проговорила она. — Это ты?
Калмыков не ответил. Он снова стал мертвым.
— Что с тобой, Костя? — быстро заговорила она. — Костя, что с тобой? Костя, это же я! Это я, Костя!
Она так и не дождалась ответа. Секретарь суда поспешно налила воды и подала стакан свидетельнице.
— Спасибо, — сказала она. — Не нужно.
— Вы можете отвечать на вопросы? — спросил Сорокин.
— Я постараюсь.
— Знаете ли вы подсудимого Калмыкова? — повторил прокурор.
— Да. Это мой муж.
— Уточните свой ответ. Он был вашим мужем или вы считаете его своим мужем и сейчас?
— Он был моим мужем.
— Вы развелись?
— Нет. В восемьдесят первом году его отправили в Афганистан. Сразу после нашей свадьбы. В восемьдесят четвертом он вернулся, через месяц улетел снова. Потом мне сообщили, что он пропал без вести. В девяносто третьем году по суду его признали безвестно отсутствующим. Костя, я ждала тебя девять лет.
— Свидетельница, вы не ответили на мой вопрос.
— Я ответила. Мой брак был аннулирован. Я вышла замуж второй раз. Костя, я вышла за Юру Сомова. Я ничего не знала о тебе четырнадцать лет. Четырнадцать лет я ничего не знала о тебе, Костя! Мы думали, что ты погиб.
— Свидетельница, вы должны отвечать на вопросы обвинителя, — вынужден был сделать замечание судья Сорокин.
— Извините, — сказала она. — Да, конечно. Спрашивайте.
— Есть ли у вас дети от брака с подсудимым? — продолжал прокурор.
— Есть. Сын Игнат. Ему четырнадцать лет.
— Есть ли у вас дети от второго брака?
— Дочь. Ей пять лет.
— Когда вы узнали, что ваш первый муж жив?
— Два месяца назад, в начале сентября.