Даже такие, как Буров.
Срать на него Мамаев хотел.
Да, срать!
В порядке были дела. В полном порядке. И все же что-то царапало изнутри. Свербело.
Неожиданно Мамаев насторожился. Он не сразу понял, что насторожило его. В одном из окон на шестом этаже старого дома горел свет. Во многих окнах дома горел свет. Но в этом гореть не мог. Это было то окно, из которого в него должен был стрелять наемный убийца. Никто не мог жить в его комнате. Киллер получил шесть лет. Прошло только два с половиной года. Ему еще три с половиной года сидеть.
Мамаев знал это совершенно точно. Несколько дней назад, терзаемый смутными тревожными предчувствиями, он позвонил знакомому чиновнику из Минюста и попросил выяснить, где отбывает наказание заключенный Калмыков. Тот навел справки и сообщил: в Мурманской области, в ИТК-6. Замечаний не имеет, администрацией характеризуется положительно, в связях с криминальными авторитетами не замечен. Окончание срока — май 2004 года.
И все-таки окно было освещено.
Мамаев выбросил сигарету, выключил в кабинете свет и быстро прошел к гостиную, где Зинаида сидела перед телевизором.
— У нас есть бинокль?
— Какой бинокль?
— Бинокль! Обыкновенный бинокль!
— Нет у нас никакого бинокля. Зачем нам бинокль?
— Что за дом, твою мать! — рассвирепел Мамаев. — Даже бинокля нет!
— Есть театральный, — вспомнила Зинаида.
— Давай! Быстро, быстро!
— Да что с тобой? — удивилась она, но бинокль принесла.
Мамаев вернулся в лоджию. Бинокль был слабенький, но лучше, чем ничего.
Свет горел. Окно было завешено чем-то вроде тюля. Никакого движения в комнате не было. Потом на тюле появилась тень. Человек был высокий. Он поставил на подоконник какой-то чемоданчик и склонился над ним. Вынул что-то короткое, широкое. Потом что-то узкое. Они соединились, стали длиннее. Еще движение, длинное обросло сверху новой деталью.
Мамаев замер. Он понял, что это за чемоданчик и что у человека в руках.
«Винторез» — вот что у него в руках. Бесшумная снайперская винтовка ВСС с оптическим прицелом ПСО-1 или с ночным прицелом НСПУМ-3.
Свет погас.
Мамаев отшвырнул ненужный бинокль.
Что это значит? Что это, черт возьми, значит?
Он проскользнул в кабинет и набрал номер Николая. Он жил в этом же доме, на той же лестничной площадке в однокомнатной квартире, которую Мамаев для него купил, когда облюбовал себе жилье на Больших Каменщиках.
— Зайди, — приказал он.
— Футбол, Петрович. Через полчаса, годится?
— Сейчас!
— Понял. Иду.
В кабинет заглянула жена.
— Ты чего в темноте? Я зажгу...
— Не включай! — заорал Мамаев. — Уйди к черту! Мешаешь!
— Да что с тобой сегодня, Мамаев? Пить надо меньше. А то все презентации, презентации!
— Пожалуйста, уйди, — попросил он, и Зинаида поняла, что лучше уйти.
Пришел Николай. Мамаев вывел его в лоджию.
— Помнишь то окно?
— Ну.
— Какое?
— Шестой этаж. Третье от угла. Третье справа. А в чем дело?
— В нем только что горел свет.
— Да ладно тебе.
— Горел! И кто-то стоял у окна!
— С «Винторезом»? — усмехнулся Николай.
— Да, с «Винторезом»! Я тебе больше скажу. Сейчас он смотрит на нас через ночной прицел!
— Петрович, с тобой все в порядке? — встревожился Николая.
— Сходи проверь.
Николай медлил.
— Ты слышал, что я сказал? Сходи проверь! — прикрикнул Мамаев.
Через час Николай вернулся.
— Никого. Жильца не видели с тех пор, как его повязали. Никто к нему не приходил, по телефону не спрашивали, никаких писем не приносили. Петрович, ты уверен, что с тобой все в порядке?
— Жильцы те же?
— Ну. Две старухи и сантехник. Старухи сидят у телевизоров, сантехник бухает с корешем.
— Ключ от комнаты сохранился?
— Где-то есть.
— Найди. Завтра пойдем вместе.
— Зачем?
— Хочу посмотреть. Сам!
Наутро пришли в квартиру. Николая изображал из себя клерка из риэлторской фирмы, Мамаев — клиента, намеренного расселить коммуналку. Старушки всполошились и не спросили, откуда у клерка ключ от комнаты давно отсутствующего жильца.
Осмотр комнаты успокоил Мамаева: на полу, на подоконнике, на всех вещах, разбросанных и не убранных после обыска, лежал толстый слой пыли. Но на всякий случай он позвонил чиновнику из Минюста и попросил уточнить, сидит ли еще осужденный Калмыков. Тот подтвердил: сидит.
«Показалось,» — решил Мамаев и постарался выбросить эту историю из головы. Выходя в лоджию вечером покурить, сначала находил окно на шестом этаже старого дома, третье справа, всматривался. Но оно было черное, мертвое. Потом всматриваться перестал, скользил рассеянным взглядом. И однажды ударило по глазам: свет горел.
Он горел. В том самом окне. Затаив дыхание, Мамаев ждал появления тени на тюле.
Прошло полчаса. Тень не появилась.
Свет погас.
Через день позвонил чиновник из Минюста:
— Владимир Петрович, вы интересовались одним зэком. Калмыков его фамилия. Вас он по-прежнему интересует?
— Калмыков? Какой Калмыков? — спросил Мамаев, делая вид, что вспоминает. — А, да. Меня просили о нем узнать.
— Есть новая информация. Его выпускают по амнистии. У него оказались какие-то награды.