— Это естественно, это само собой, — подтвердил Иванов.
— Он служил на этом аэродроме? — спросил Тюрин.
— Нет. Он проник на территорию аэродрома, имея поддельное удостоверение разведуправления армии.
— И в одиночку взорвал целую эскадрилью?
— У него были сообщники в аэродромной охране, три таджика. Один погиб при взрыве. Два других и сам Калмыков ушли. Были предприняты все меры по розыску, подняли по тревоге все части, разослали ориентировки. Но безуспешно. Их, вероятно, укрыли агенты моджахедов, а позже переправили в Пакистан. Чем все кончилось, я не знаю, потому что вскоре после этого меня перевели на Сахалин. Там я и служил до выхода на заслуженный отдых. Вас заинтересовала эта история, коллега?
— Почему вы пришли с ней к господину Мамаеву?
— Он знает, — ответил Иванов и хитровато подмигнул Мамаеву. — И вы знаете.
— Что мы знаем, это наше дело. Я задал вопрос. И хочу услышать ответ.
— Извольте, господин Тюрин. Человек я, как вы могли заметить, небогатый, развлечений у меня немного. Одно из них — люблю посидеть в зале суда. Как мы, юристы, говорим: в процессе. Кто любит телевизор, кто театр, а для меня интересный процесс лучше всякого сериала. В театре и телевизоре — глупость и выдумки, а в суде — жизнь. Живу я рядом с Таганским судом. Десять минут пешочком — и я в театре. И что характерно, в первом ряду и совершенно бесплатно. И однажды, это было два года назад, попал я на замечательно интересный процесс. Судили наемного убийцу, он готовил покушение на господина Мамаева. Вы поняли, о каком убийце я говорю? Да, коллега, о Калмыкове. О том самом Калмыкове, которого в свое время я приговорил к смертной казни. В лицо я его, конечно, не знал, но фамилию помнил. Майор, «афганец». Имя, отчество. Все совпало. Сначала я хотел сообщить о нем куда следует, но, честно вам скажу, побоялся. Эта мафия, она сейчас везде. Кто меня защитит? Я промолчал. Тем более, что он получил шесть лет. Пусть себе сидит, подумал я, не мое это дело. Но недавно прочитал в газете дискуссию об амнистии. И узнал, что по ней выпускают всех, кто имеет хоть какую-нибудь награду. В одной статье упоминался наемный убийца К. Фамилия полностью не была приведена, но я сразу догадался, о ком идет речь. И подумал, что господину Мамаеву будет неприятно знать, что человек, который хотел его убить, свободно разгуливает на свободе. Мне очень непросто было попасть к господину Мамаеву на прием. Я почти неделю дежурил возле офиса. Но все же сумел пробиться, потому что проявил терпение и настойчивость. Господин Мамаев, надеюсь, не жалеет, что уделил мне немного своего драгоценного времени.
— Что скажешь, Тюрин? — спросил Мамаев.
— Когда было заседание трибунала? Число, месяц, год?
— Как я уже доложил господину Мамаеву, это было шестнадцатого декабря восемьдесят четвертого года.
— Документы есть?
— Да, копии всех документов у меня имеются.
— Покажите.
— Обязательно. В свое время. А пока посмотрите вот это. — Иванов извлек из папки исписанный от руки листок и передал Мамаеву. — Это — из приговора. Как мы, юристы, говорим: резолютивная часть.
Мамаев пробежал взглядом текст и передал листок Тюрину.
— Филькина грамота, — прочитав, оценил Тюрин. — Нет ни фамилий, ни регистрационного номера.
— Все есть, — уверил его Иванов. — Все документы будут представлены вам в полном виде.
— Копии?
— Да.
— Нотариально заверенные?
— Нет, конечно.
— И что с ними делать?
— По ним вы затребуете в архиве подлинники. Вы будете знать, что и где искать. И вам будет с чем идти в милицию, чтобы объявить Калмыкова во всероссийский розыск, — вежливо объяснил Иванов и обратился к Мамаеву: — Как я понял из вашего телефонного разговора с неизвестным мне господином, вы намерены немедленно это сделать. Правильно, господин Мамаев. Как мы, юристы, говорим: преступник должен сидеть в тюрьме. Извините, у вас тут есть туалет?
Тюрин указал на дверь в санузел, подождал, пока Иванов скроется за ней, и вопросительно взглянул на Мамаева:
— Про какой разговор он сказал?
— Звонил Пастухов, — неохотно ответил Мамаев. — Я сказал, что заказ отменяю, потому что завтра Калмыкова объявят во всероссийский розыск.
— Сказал при нем?
— Да, при нем.
— Петрович, тебя кто за язык тянул? — разозлился Тюрин. — Этот засранец теперь матку из нас вывернет!
— Ерунда, — отмахнулся Мамаев. — Какие у него запросы!
— Ну-ну! — неопределенно отреагировал Тюрин.
— Давайте к делу, Иван Иванович, — предложил Мамаев, когда гость вернулся в комнату отдыха. — Как я понимаю, вы хотите продать мне ваши документы?
— Ни Боже мой! — испуганно замахал тот руками. — Что вы, господин Мамаев! Подарить, господин Мамаев. Я хочу их вам подарить. А вы подарите мне немного денег.
— Сколько?
— Да как вам сказать, — засмущался Иванов. — У нас с вами разное понимание денег. Что для меня много, для вас — тьфу, сущая мелочь.
— Не ломайтесь, — поторопил Мамаев. — Сколько?
— Ну, миллион.
— Миллион? Это же тридцать пять тысяч долларов.
— Вы не поняли, — застенчиво поправил Иванов. — Миллион долларов.
Тюрин захохотал и поднялся из-за стола.
— Разговаривайте, — бросил он. — Не буду мешать. Когда закончите, позовешь.
— Сядь! — рявкнул Мамаев. — Сиди и молчи! Значит, миллион долларов, — повторил он. — А почему не десять?
— Мне хватит. Жить мне осталось не так уж много. Десять миллионов я не успею потратить.
— Детям оставите.
— Детям? — неожиданно взъярился гость и скрутил две фиги. — А вот им! Вот! Вот!
— Ах, как я вас понимаю! — покивал Мамаев. — Дети. Работаешь на них всю жизнь, а что в ответ? Ни уважения, ни любви.