Необходимости ехать в Перово и показывать фотографии Тюрина сотруднице почты, которая приняла от него перевод на семьдесят тысяч долларов, вроде бы не было. Актриса Нина Забелина знала его только по имени, но уверенно назвала его должность, место работы и марку его автомобиля «Вольво-940». После вялого спора решили, что убедиться все-таки не помешает. Муха отправился в Перово, а усталый наемник назначил обрадованной «бизнес-вумен» свидание и поехал домой набираться сил.
Боцман в наши разговоры не вмешивался, сидел над чашкой кофе с отрешенным видом посетителя ночного бара, которого дома никто не ждет. Я выключил компьютер и кофеварку, деликатно напомнил:
— Закрываем.
Боцман с недоумением посмотрел на меня, потом вдруг ахнул кулаком по столу так, что звякнули кофейные чашки:
— Херня! Какая-то во всем этом херня!
Он не успел развить свою мысль, потому что в дверь позвонили. Вошел Тюрин, остановился на пороге, оглядел нас своими высокомерными сонными глазами и спросил:
— Ну что, мудаки? Доигрались?
III
Есть люди, которые порхают по жизни, как мотыльки. Тюрин был не из них. Характер его предопределила профессия. Даже если бы я не знал, что он всю жизнь прослужил оперативником в ГУВД Москвы, я бы понял, что он из людей серьезных, привыкших иметь дело с грязью, с кровью, распоряжаться людскими судьбами. Раздраженным «Отставить!» он прервал агрессивную попытку Боцмана разобраться в том, кто из нас кто. А на мой вопрос, знает ли он, по чьей инициативе документы были проданы Мамаеву, отрезал:
— И он мудак! Такой же, как вы!
Потом тяжело помолчал и приказал:
— Передайте Калмыкову, чтобы он залег на дно. И не говорите мне, что не знаете, как с ним связаться! Через два часа будет объявлен план «Перехват». И не спрашивайте почему! Это надо же быть такими мудаками!
— План «Перехват» не будет объявлен, — возразил я. — Нет оснований. Калмыков имел право на амнистию.
— Это ты знаешь. И я знаю. А тот, кто объявит план, не знает!
— Узнает.
— Когда? Через месяц! Когда запросят Минюст и получат ответ. Что произойдет за этот месяц? Сказать? Калмыкова прикончат в Бутырке! Вот что произойдет! Вы что, не поняли, с кем имеете дело?
— Вот! — сказал Боцман. — Это у меня и копошилась в мозгах!
— Можно вопрос по теме? — спросил я.
— Давай, — хмуро кивнул Тюрин.
Я разложил на столе снимки, сделанные Боцманом, и выбрал два, на которых был водитель Мамаева:
— Он нанял Калмыкова?
— Он. Он же его и сдал.
— Что за студентка, которая перевела деньги за коммуналку?
Тюрин ткнул в один из снимков. На нем был Мамаев, стоявший возле такси с какой-то блондинкой.
— Вот. Люська, его любовница.
— Почему следователь не раскрутил это дело?
— Об этом нужно спросить у него. Спросишь, когда с ним встретишься. А это произойдет быстро, если и дальше будете такими же мудаками!
— Вы перевели семьдесят тысяч долларов за квартиру жены Калмыкова, — продолжал я. — Вы были на почте в Перово с актрисой Ниной Забелиной. Ее запомнили. Через нее мы вышли на вас. Почему?
— Попросил Буров.
— Чем он объяснил свою просьбу?
— Сказал, что ему претит жлобство Мамаева. Использовать человека и недоплачивать ему — моветон. Сказал, что этот счет будет предъявлен Мамаеву в свое время.
— Вы знали, для чего покупается квартира? Для чего на самом деле она покупается?
— Нет.
— Сейчас знаете?
— Сейчас знаю. У тебя все?
— Только одно. Почему вы отвечаете на мои вопросы?
— Потому что у меня к тебе тоже есть вопрос. И я хочу получить ответ. Как на духу. Эти четверо в Мурманске — ваши дела?
— Нет.
— Не врешь?
— Нет.
— Я же говорил! Я же этому мудаку говорил! — раздраженно, со злостью бросил Тюрин.
— Кого вы имеете в виду на этот раз? — полюбопытствовал я.
— Мамаева!
— У вас, я смотрю, все мудаки. Кроме вас, да?
— Почему это кроме меня? — огрызнулся Тюрин. — Я точно такой же мудак!
Он поднялся и направился к выходу. С порога обернулся:
— И вот что еще. Позавчера ночью Мамаев встречался с мурманским авторитетом Греком. Он приехал в Москву со своими кадрами. Зачем? Не знаю. Но это может быть важно. Делайте выводы. Адью... джентльмены.
Мурманский авторитет Грек. В поселке на Осетре Мамаев о нем упомянул. С намеком. С нехорошим намеком.
И тут меня обожгло.
Я поспешно набрал номер своего дома в Затопине. Ответила Ольга. Я попросил:
— Позови Калмыкова.
— Он уехал, — ответила она.
— Когда?
— Часа полтора назад.
— Куда?
— Не сказал. Думаю, в Москву. Побрился. А в чем дело? Что-то случилось?
— Ничего. Не случилось совершенно ничего, — очень горячо, с присущей мне искренностью заверил я.
А про себя подумал: «Пока не случилось».
Дорога от Москвы до Затопина обычно занимает у меня два с половиной часа. Когда спешишь, три. Когда очень спешишь — четыре. На выезде из Москвы потеряли сорок минут, пока Боцман доказывал омоновцам право на ношение служебного оружия. Хорошо хоть сразу, не дожидаясь обыска, предъявил пистолет, а то нюхать бы нам асфальт. Трудно жить брюнетам в Москве. А если они еще и слегка смугловатые, как Боцман, так и вообще.