И тут же, не давая времени для ответа, крикнул с прорвавшейся злобой:
— Молчи! Молчи, сука! Молчи!
Затем шагнул к комнате отдыха и распахнул дверь:
— Заходите!
В кабинет вошли Николай и охранник из службы безопасности, подталкивая впереди себя мужичонку с опухшим от пьянки лицом. Это был Васька-сантехник из дома на Малых Каменщиках.
— Смотри, кореш, — предложил ему Николай. — Разуй глаза и смотри. Нет ли среди присутствующих известного тебе гражданина?
Васька-сантехник испуганно огляделся, увидел Тюрина и обрадовался ему, как родному:
— Земляк! Ты? А я тебя ждал, ждал!
— Он? — спросил Николай.
— Он! Он! — радостно закивал сантехник. — Здорово, земеля! Куда ты пропал?
— Что же ты не поздоровкаешься с земляком? — поинтересовался Мамаев.
— Хватит ломать комедию! — брезгливо бросил Тюрин.
— Не рад тебе землячок, — сочувственно проговорил Мамаев. — Ну, иди, отдыхай. — Он вытащил из кармана десятидолларовую купюру и сунул сантехнику. — Выпей за здоровье землячка.
— Это можно. Это мы завсегда. Если у тебя, хозяин, будут проблемы насчет фановой трубы или, к примеру сказать, засор...
— Иди, иди! — подтолкнул его к выходу Николай. — Закончено опознание.
— Что скажешь, Тюрин? — спросил Мамаев. — Что скажешь, гниль ты ментовская?
— Не вовремя ты затеял эту бодягу, вот что скажу! — с неожиданной для Мамаева резкостью ответил Тюрин. — Не вовремя!
— А ты куда-то спешишь?
— Я никуда не спешу. А вот твой счет пошел уже на часы!
Даже тени смущения не было на его высокомерном сонном лице. Усталость была. Раздражение было. Злость была. А смущения не было. Не было!
— Правильно народ говорит: когда человек приходит в торговлю, он теряет стыд, а когда приходит в милицию — теряет совесть, — констатировал Мамаев. — Я все думал: как мне с тобой поступить? Выгнать, это само собой. А потом? Перекрыть кислород, чтобы тебя даже рядовым охранником никуда не взяли? Можно, конечно. Но потом подумал: нет, не буду я этого делать. Просто задам тебе один вопрос. И если честно ответишь, отпущу с миром. Вот этот вопрос: за сколько ты меня продал? Сколько сребреников Буров тебе заплатил?
— Знаешь, в чем твоя проблема, Петрович? Ты считаешь, что всех можно купить.
— Да, ошибся, — сокрушенно признал Мамаев. — Виноват, ошибся. Забыл, что всех можно перекупить. За сколько же тебя перекупили, мразь?
Тюрин повертел стакан с виски в руках, поставил его на стол и встал.
— Хватит с меня. Прощай, Петрович. На твои похороны я принесу венок. Сказать, что будет написано на ленте? «Мудаку». Вот это и будет написано: «Мудаку»! Вот такими буквами: «Мудаку!»
И он показал, какими буквами.
— Уйдешь, когда разрешу! — рявкнул Мамаев.
— Уйду, когда захочу! Ты не в том положении, чтобы так разговаривать со мной! Ты сейчас ни с кем не можешь так разговаривать! Потому что ты труп! Понял? Труп! И только один человек может тебе помочь!
— Ты?
— Ты!
— Что ты этим хочешь сказать?
— Не понимаю, почему я с тобой вообще разговариваю, — заметил Тюрин. — Я, мент, разговариваю с убийцей. Заткнись! Откроешь рот, когда тебя спросят!
— Ты что несешь, Тюрин? — взъярился Мамаев. — Ты что, твою мать, несешь?!
— Сядь! — приказал Тюрин. — Сиди и молчи!
Он вынул из кармана полиэтиленовый пакетик и высыпал из него на столешницу несколько бесформенных металлических катышков.
— Знаешь, что это такое? Это пули. Такими пулями был убит следователь Таганской прокуратуры. Тот самый, который вел дело Калмыкова. Тот самый, которому ты подарил новую «бээмвуху» за услугу в твоей комбинации с Буровым. А почему он был убит? А потому что оказался слишком старательным. Потому что решил кровь из носу найти того, кто тебя заказал. Выслужиться хотел. Вычислил Люську и сдуру решил, что она работает против тебя. Представляю, с какой радостью он тебе об этом доложил! А, Петрович? Прыгал от радости?
Мамаев не ответил.
— Ты приказал ему молчать. Но сомневался, что он будет долго молчать. И правильно сомневался. Поэтому и пришлось его убрать. А кто его убрал? Твой уголовник — Николай. А из чего? Из пистолета «Глок». Такими вот девятимиллиметровыми пульками. Не этими, нет. Эти я выколупал из мишени милицейской школы, когда учил твоего пса стрельбе. И знаешь, что показала баллистическая экспертиза? Догадываешься? Так кто же ты после этого, если не убийца?
— Никогда ты этого не докажешь!
— Мне и не нужно ничего доказывать. Это раньше мне нужно было доказывать. А сейчас мне хватит того, что я сам знаю. И я тебе скажу, как мне удалось все просечь. Место убийства было недалеко от твоей дачи в Кратово. А остальное уже дело техники. Сторож подтвердил, что приезжал человек на «БМВ» и спрашивал тебя. На обратном пути его и тормознул Николай.
— Почему ты рассказываешь это мне? — спросил Мамаев, стараясь, чтобы его голос звучал равнодушно. — Расскажи ментам, получишь благодарность в приказе по райотделу.
— Не служу я в милиции, Петрович. К большому счастью для тебя. Если бы ты честного опера завалил, я бы тебя сдал. А этот следак продажный получил свое. Не мое это дело! Понял? Не мое!
— Ты меня убеждаешь? Или себя?
— Это была твоя первая большая ошибка, — не ответив, продолжал Тюрин. — Но не последняя.
— Какая последняя?
— Скажу. Но сначала скажу про другое. Для чего, по-твоему, существует милиция?
— Чтобы деньги брать. Со всех.
— Нет. Чтобы защищать человека от бандитов и от самого себя. От бандита, который внутри человека. Плохо я тебе служил, Петрович. Не сумел защитить тебя от тебя. Поэтому и говорю с тобой сейчас. Не врубился я сразу в твою комбинацию с Буровым. А когда въехал, было уже поздно, Калмыков уже сидел. А ты тоже хорош. Берешь на службу профессионала и под носом у него втихую проворачиваешь такие дела. Неуважение это, Петрович. Мы, профессионалы, этого очень не любим.