«Неужели будем еще отступать?! Куда же?! Ведь дальше Москва. Ведь Москва за спиною!»
Штаб армии проводил разведку и создавал уточненный план обороны. Балашов договорился с соседом об огневом взаимодействии на стыке армий, упорно добивался от фронта стрелковых и артиллерийских резервов, доказывая важность своего направления как одного из кратчайших путей к столице.
Командарм выезжал на передовой КП, куда вызвал командиров дивизий для объяснения им обстановки.
КП дивизий не пятились в тыл, — наоборот, по приказу Рокотова, выдвинулись ближе к полкам, чтобы в любой момент немедленно на том участке, где будет опасность, командование дивизии могло вмешаться своею рукой. Командиры дивизий объезжали свои части и с их наблюдательных пунктов лично проверяли надежность позиций.
Член военного совета Ивакин, не довольствуясь политотделами и комиссарами дивизий, выбрался в батальоны и роты для бесед с коммунистами и проведения партсобраний. В нескольких подразделениях он сам вручал партбилеты и кандидатские карточки вновь принятым коммунистам и проводил беседы о роли коммуниста в бою.
Приток заявлений о вступлении в партию в эти дни напряженного ожидания радовал Ивакина, но, выдавая партийные документы и пожимая ребятам их крепкие молодые руки, он мучительно думал о том, как много из них, из этих юных бойцов-коммунистов, может быть, через два-три дня лягут мертвыми на поле боя. Он видел, что многие из них и сами понимают это. Сдержанная торжественность была в их коротких ответных словах дивизионному комиссару, в их взглядах, в дрожи молодых голосов этих мальчиков, едва окончивших десятилетку.
Наштадивы работали над организацией взаимодействия на своих участках между частями и родами оружия, неустанно требовали из тылов противотанковых мин, гранат «в рубашках» и бутылок с зажигательной смесью, просили артиллерийской поддержки, которой хватало не всюду.
Во всех частях командиры вызывали охотников, создавали отряды истребителей танков.
За последний день залпами из простых винтовок в расположении армии были сбиты два вражеских истребителя, которые обстреливали окопы переднего края. Оба случая стали тотчас же хорошо известны всей армии через боевые листки-«молнии», чтобы бойцы уверились, что пехота может сбивать самолеты сама, когда не хватает зенитных средств.
Рекогносцировочная группа запасного рубежа второй очереди связалась по рации с Бурниным и сообщила, что в районе их работ обстановка неблагополучна: работники группы случайно обнаружили несколько брошенных в лесу парашютов. Их связисты наткнулись на КПП, личный состав которого оказался расстрелянным из автоматов. На железной дороге в том же районе убит путевой обходчик и в трех местах разрушено полотно.
Было очевидно, что в тылу орудует довольно крупная вражеская группа.
Бурнин спешил с докладом о готовности запасного КП в штаб армии, но неожиданно по пути его задержали. На одном КПП дежурный назойливо производил у всех проезжающих осмотр противогазов. Эти сумки, болтавшиеся с начала войны на боку без дела, так надоели всем! Но спешившему Бурнину дежурный предложил, как и другим, расстегнуть сумку и проверил, как сложен противогаз.
В штабе царила напряженность. К Балашову входило людей больше обычного.
«Вот уехал, а тут развели базар!» — ревниво подумал Бурнин, полагая, что многие к генералу идут без особой нужды. Однако ему приходилось ждать.
Узнав по приезде о прибытии документа на отзыв Варакина в тыл, Бурнин тотчас выслал за ним штабную машину.
Варакин вышел из операционной, неся впереди себя под умывальник окровавленные руки. Он смертельно устал после долгого дня работы, но в этот момент был счастлив удачно проведенной тяжелой операцией по извлечению двух осколков из бедра молоденького бойца.
— Покурить! — заговорщически кинул он страстной «табашнице», пожилой медсестре.
Она с сочувствием торопливо вложила своими пальцами ему в рот папиросу и поднесла огонек зажигалки.
— Покури, покури! Умаялся? Папиросочка — лучший отдых.
Варакин затянулся, улыбнувшись одними глазами, благодарно кивнул сестре и подставил руки под умывальник.
— Два раза за вами Вишенин присылал своего связного, — сказала сестра. — Говорил, вызывают куда-то.
— Кого вызывают?
— Вас, Михаил Степанович.
— Зачем?
— Ну, уж это… — Сестра развела руками, да Варакин и сам понимал, что вопрос пустой и никто на него ответить не сможет.
Через десять минут угрюмый и угловатый главврач, вручая предписание успевшему побриться, подтянутому Варакину, дружелюбно посоветовал: