Тихон привалил его своим мешком, подтащил еще один — на ноги, другой приткнул к голове, оставив небольшое отверстие для воздуха, сказал чуть слышно: «Бывай» — и ушел.
Погрузка закончилась. Шкипер колебался: укрывать брезентом трюм или не укрывать?
— Да зачем, землячок, — Ратников услышал голос Тихона, — у такого неба дождя нарочно не выпросишь. Куда же, скажи, свой крейсер направляешь?
— Если не заткнешься, долговязый, я тебе рот мукой зашпаклюю, — обозлился шкипер. — Только слово еще… А ну бери на корме брезент, затягивай трюм. Жив-в-а! — И уже весело что есть мочи заорал: — На буксире! Семеныч, готово, заводи трос!
И опять Ратников мысленно поблагодарил Тихона — тот рассчитал точно: скажи он, что мешки надо обязательно накрыть, и шкипер сделал бы наоборот. Такая уж натура в нем угадывалась.
Час спустя буксир с баржей ужо был милях в трех от берега, лег на курс и прибавил ходу. По голосам Ратников определил: кроме шкипера нм барже находится еще немец охранник Курт. Значит, путь предстоит неблизкий, раз послали сопровождающего. Только куда он, этот путь, лежит? И что там ждет Ратникова?
Брезент накалился на солнцепеке, от него парило, как из духовки, хотя между ним и мешками оставалось с полметра пространства. Обливаясь потом, Ратников потихоньку раздвинул мешки, высвободился и осторожно, боясь задеть брезент спиной, пополз ближе к корме, где пробивалась широкая полоса света а откуда слышалось легкое посвистывание. Он увидел плотную спину Курта, стриженный аккуратно затылок, автомат с наброшенным на кнехт ремнем. Ничего не стоит столкнуть этого молодчика за борт, но заорет ведь, зараза. Нет, трогать его пока не стоит.
До вечера Ратников выяснил, что шкипер все время стоит на руле в рубке. Курт иногда ненадолго подменяет его — видимо, у них полный контакт между собой. И все-таки не представлял он, как выпутается из этого положения, пока не заметил, что за кормой баржи тащится на буксире шлюпка. Но весел нет, должно быть у шкипера припрятаны.
Ему все время хотелось пить. Никогда прежде жажда так не одолевала его, и он боялся, что не вынесет этой муки, обнаружит себя. Конечно, у этого рыжего шкипера есть вода, она в рубке или в кубрике. Стоит, наверно, бачок, за ручку кружка на цепочке прицеплена, и капельки сочатся из плохо закрытого краника…
Спустились плотные сумерки, в трюме стояла густая темень. Ратников дождался, когда Курт перешел опять на корму, услышал оттуда легкое его посвистывание и сказал себе: «Пора!» Он на ощупь добрался до конца трюма, разулся и осторожно раздвинул брезент. Первое, что увидел, — обсыпанное звездами глубокое небо и чуть покачивающийся клотиковый огонь на мачте. Сразу же обдало прохладой, запахом моря, слегка закружилась голова.
Курт сидел на прежнем месте. Не торопясь вспыхивал огонек сигареты в темноте. «И не чувствует беды никакой, — отчего-то подумал Ратников. — Что ж, ничего не поделаешь: война. Сами свалку затеяли…» И неслышно выскользнул наверх. Успел заметить: впереди, на буксире, тоже горит клотиковый огонь, но отличительных нет, значит, маскируются, побаиваются. Он и сам не чувствовал, как босыми ногами ступал по палубе — так тихо, привидением подбирался к Курту. Казалось, тот уже должен слышать его дыхание или стук сердца. Неужели не слышит?
Ратников ладонью намертво запечатал ему рот, рванул на себя податливую голову, придавил к палубе затылком…
Сначала он хотел было переодеться в немецкую форму, но потом передумал — мала, должно быть, да и побрезговал, и аккуратно, без единого всплеска, опустил тело за борт. Даже сам удивился: был человек — и как в воду канул…
Он взял автомат, проверил и, сразу почувствовав силу и уже не таясь, во весь рост, как был босиком пошел к шкиперу. Распахнул дверь в рубку. На полу тускло светилась аккумуляторная лампочка. Стоял полумрак.
— А, это ты, Курт, — не оборачиваясь, спокойно сказал шкипер. Даже сочувствие в голосе послышалось: — Скучно одному-то? Как наверху, порядок?
Ратников сразу же наткнулся взглядом на бачок, закрепленный в уголке, у переборки, даже кружка на цепочке прикреплена, как и предполагал. Жадно облизнул липкие, горячие губы.
— Наверху тихо, — сказал. — Воды налей! — Шкипер порывисто обернулся — черный зрачок автоматного ствола глядел ему в грудь, остолбенел на мгновение. — Воды налей! — повторил Ратников. — И за штурвалом следи, чтобы не рыскала баржа! — Он видел, как дрожала кружка в руке шкипера. Осушил залпом. — Еще налей!
Тот подал ему еще кружку и, словно только теперь придя в себя, вдруг выкрикнул:
— Ты кто такой? Где Курт?!
— Курт там. — Ратников кивнул за борт. — Чего орешь? Может, и ты захотел?.. «Давай, давай, мазурики… Поворковал я при Советской власти за решеткой, почалился. С меня довольно!» Твоя программа?
— Ну, это ты, кореш, брось. Меня на бога не возьмешь. Из этих, что ли, из пленных? — Шкипер окончательно пришел в себя. — Как ты здесь очутился?
— Не твое дело. Куда баржа идет?
— На Меловую. К обеду завтра причапаем, если все обойдется…
— Не темни, говори русским языком. Разучился, что ли?
— Слухи есть: наши часть побережья взяли…
— Кто это — наши?
— Иди ты! — взвинтился шкипер. — Я, может, больше тебя советский. Ну и что, что сидел? Что?! А этими словами мне дело не шей: по-твоему, я перед немцами Советскую власть расхваливать должен? Это же конспирация, соображать надо! Ты сам-то хвалил ее, когда в концлагере сидел? То-то… Курта напрасно вот кокнул.
— Жалеешь? — насмешливо спросил Ратников.
— Должок за ним остался… Теперь тю-тю. — Шкипер спохватился, что сказал лишнее, бросил хмуро: — Ну и что же дальше? Пришьешь, что ли? На буксире услышат.
— Не услышат, — жестко произнес Ратников. — Шлюпка нужна, с веслами. Вода, продукты.
— Рвануть хочешь?
— Уж к немцам в гости снова не собираюсь. Не за этим расстался с ними.
— А мне потом — вышку! — зло покосился шкипер. — Где Курт, где шлюпка, спросят? Спросят ведь?
— Обязательно, — усмехнулся Ратников. — Боишься? Ничего, печалишься и при другой власти: тебе не привыкать.
— Вот как?! — шкипер сверкнул глазами. — Сигнал на буксир подам. Там охрана. Сейчас подам, понял?
Ратников шевельнул автоматом.
— Пикнуть не успеешь! До берега далеко?
— Миль шесть, — притих шкипер.
— Оружие на барже есть?
— Какое оружие? Да будь оно…
— Берег-то чей здесь?
— А черт его знает. Недавно бои здесь шли. У Курта спросил бы: он наверняка знал…
— Ну, хватит! Тащи весла, жратву, я постою за штурвалом.
— Что же ты меня под пулю подводишь?
— Живо, говорю!
— К черту! — спокойно, но лютым голосом сказал шкипер. — Стреляй! Стреляй в своего. Думаешь, я боюсь?
Ратников взял со стола фонарик.
— Сам найду. Дай ключ от рубки — закрою тебя. И учти: хоть раз мигнет на клотике огонь — крышка.
— Не надо, я сам, — согласился вдруг шкипер. — Там, в каюте, моя жена.
— Жена? — удивился Ратников. — Загадочная же ты личность, шкипер. Может, у тебя и теща здесь?
— Пойду, становись за штурвал. Матка еще ничего не знает, напугается тебя. Будут тебе и весла, и жратва — все будет. Ты думаешь, я им служу? — шкипер кивнул на буксир. — Подонки, ненавижу их. Больше тебя!
— Ладно, без лозунгов. И не валяй дурака! Ратников стал за штурвал. Впереди плыл в темноте едва различимый клотиковый огонь на мачте буксира, сонно чавкали волны у бортов, баржу чуть заметно плавно покачивало. Для перехода на шлюпке погоду лучше не закажешь, и сама ночь точно пришла для этого — звездная в вышине, а здесь, над морем, будто сажей все вымазано — в трех шагах не видать ничего. До рассвета часа четыре еще. Но шесть миль на веслах одолеть ли? А если колесить начнешь — все десять насчитаешь… Куда же этот рыжий дьявол пропал? Время не ждет.
Наконец шкипер воротился. Рядом с ним стояла девушка с растерянным заспанным лицом. В руках она держала весла. Шкипер принес вещевой мешок с продуктами и небольшой чемоданчик.