– Да, конечно. Мы ожидали периода адаптации, но…
Мама прерывается, когда замечает меня. Она указывает на упаковку с лазаньей «Стауфер» на кухонном столе и на микроволновку, беззвучно спрашивая: «Ужин?» В наступившей тишине я могу расслышать голос диктора: «Полицейские ищут свидетелей и улики исчезновения Мэдлин Сноу, которая пропала в воскресенье ночью…» Я отрицательно качаю головой, и она отворачивается. Голос стихает, по мере того как она удаляется.
– Но я держусь. Дом снова становится похожим на тот, каким он был прежде.
Я выключаю телевизор и, выходя из дома, захватываю любимое худи Ник, в котором она обычно играет в хоккей на траве. Хоть мода на них и прошла еще в середине девяностых, капюшон поможет мне скрыть шрамы. Кроме того, меня волнует сама возможность носить одежду сестры без спроса, как будто вместе с ней я могу натянуть на себя и другую личность. Кофта все еще хранит запах Ник – это не духи, она никогда ими не пользуется, а кокосовый шампунь и некий неопределенный аромат чистоты, свежего воздуха и спортивных достижений.
Надвинув капюшон и завязав его под подбородком, я ступаю по скользкой траве, наслаждаясь влажными прикосновениями к своим лодыжкам, и чувствую, как роса пропитывает мои джинсы. Я чувствую себя грабителем или тайным агентом на задании. Моя машина заблокирована маминой «Субару», но я не хочу просить ее отъехать, ведь это вызовет кучу лишних вопросов и озадаченных пытливых взглядов. Я даже не уверена, что она вообще согласится. С момента аварии она наложила запрет на вождение.
Я вывожу из гаража свой древний велик, на котором не каталась уже сто лет. Только раз, года два назад, в шутку, когда мы с Арианой наелись грибов и Ник обнаружила нас, бьющимися в траве, словно рыбы, и задыхающимися от смеха. Сначала я чувствую себя немного неуверенно, но довольно скоро обретаю равновесие. Мои колени досаждают мне, но не больше, чем обычно. Тем более «Пивнушка» всего в паре миль.
«Пивнушкой» на самом деле называют реку Саскавачи. В прошлом десятилетии, когда в наш округ хлынули риелторы и спекулянты, словно армия помешанной на деньгах саранчи, было решено вырубить лес и построить вдоль берега в самом центре Сомервилля аккуратный ряд магазинов, кофеен, картинных галерей, дорогих ресторанов.
План был одобрен, и материалы доставлены, но жители взбунтовались. Видимо, для исторического города угроза появления новых зданий, новых парковок и машин, везущих волну новых людей, оказалась слишком серьезной. Сомервилльцам удалось добиться того, чтобы вся территория к западу от реки получила статус национального парка. Странно, что городской совет до сих пор не обязал нас носить юбки с кринолинами.
Видимо, кто-то должен был убрать горы гравия и бетона. Но никто так и не соизволил это сделать. Осталась даже каска, которую народ, тусующийся здесь, почему-то сохранил.
Я слышу звуки вечеринки, как только сворачиваю с дороги в лес на тропинку. Ее проложили подростки с велосипедами (а Крис Хэндлер даже проезжал здесь на вездеходе), ошивающиеся тут каждую пятницу. В лесу воздух прохладнее, а мокрые листья шлепают по моим икрам и бедрам, пока я пробираюсь вглубь, крепко сжимая ручки велосипеда, чтобы не вылететь из седла. Вскоре я различаю за деревьями огоньки – люди передвигаются, используя свои телефоны вместо фонариков. Тогда я слезаю с велосипеда и оставляю его в траве, рядом с другим двухколесным транспортом.
Вечеринка довольно большая: сорок или пятьдесят человек, большинство из них укрылись в тени, сидя на кусках бетонных конструкций или гуляя у реки. Пока еще никто меня не видит, и на секунду меня охватывает паника, словно снова я маленькая девочка в свой самый первый день в школе, наблюдающая, как огромный поток детей проходит через двойные двери. Я так давно уже не чувствовала себя аутсайдером.
– Не понимаю, почему тебе все время нужно быть в центре внимания, – сказала мне Ник как-то раз, незадолго до аварии. В тот момент я втискивалась в кожаные штаны, которые купила и спрятала от родителей под грудой свитеров в самом дальнем углу своего шкафа.
– А я не понимаю, почему ты так боишься, что тебя заметят, – ответила я.
Похоже, Ник черпает силы в том, чтобы выглядеть полностью и безоговорочно правильно: симпатичные джинсы, узкие, но не слишком обтягивающие, белая футболка, тонкая, но не прозрачная, и ровно столько макияжа, чтобы казалось, что его вовсе нет. Уверена, что, если бы в Сомервилле действительно постановили носить юбки с кринолином, она бы первая поддержала это новшество и приобрела себе такую. И наверняка добавила бы от себя еще пару панталон с рюшками.