Гитара визжит, превращая духоту помещения в пропитанный болью и злостью фарш. Чёрная коробка с уголками, обитыми для внушительности (а может для какой-то практической пользы) железом, корчится, плюётся звуками, словно советский пулемёт времён второй мировой.
Хотя нет… для очень даже известной пользы. Чтобы пьяные вдрызг музыканты не расхреначили музыкальную коробочку гордой фирмы «Маршалл» к чёртовой матери.
Арсу очень хотелось сейчас подняться на ноги и сделать с этим ящиком что-то, что вызвало бы у её создателя инфаркт. Но пол держит крепко, обвив ноги, руки, пытаясь уцепиться скрюченными пальцами за шею, расцарапать набухшие лимфоузлы.
Вот так бывает. Ты чувствуешь себя мухой на потолке, которая вдруг осознала, что делает что-то противное законам притяжения.
Пусть играет, Манки, малыш. Арс с усилием поднимает голову и видит, как Малыш раскачивается, стоя на стуле. Из-за дредов, летающих из стороны в сторону, похож то ли на диковинного морского обитателя, то ли просто на швабру. Коренастый, с руками, напоминающими плети какого-нибудь африканского вьюнка, ловкого и хищного. Жилистый и прыгучий, из-за чего уже здесь, в группе, его прозвали Обезьянкой. На голой груди и животе блестят капли пота. Бородка слиплась и торчит мокрыми колючками, подвижные брови изгибаются чуть не по синусоиде, и эта синусоида непременно соответствует ритму извлекаемой из инструмента музыки. Разевает рот, но голоса не слышно; осколок медиатора вгрызается в струны V-образного «Джексона», старины Рэнди, как ласково зовёт гитару Малыш.
Веселится, чертяга… Хорошая трава заведёт кого угодно. А той травы сегодня были целые стога! И ещё виски. И коньяк… Хотя Манки и без допинга всегда готов к веселью. Единственный в команде, кто умеет веселиться абсолютно бескорыстно, насыщая своим настроением окружающих.
— Вот такой у нас должен быть звук! Да! От такого звука я вся теку, — визгливый, с небольшим акцентом, голос Сандры перекрывает всё, всё вокруг. Организм бунтует под звуки этого голоса, и сфинктер болезненно сжимается. — Может тебя взять третьим гитаристом, а? А, ты у нас уже второй гитарист… а у тебя нету брата-близнеца?
Сандра — их менеджер. Старуха, как прозвали её музыканты, родом откуда-то с ближнего запада (то ли Польша, то ли Швеция), тощая, как сама смерть, с увеличенной силиконом грудью. С роскошными русыми волосами без всякого намёка на седину, непослушно спадающими на лицо. Арс считал, что ей нужна коса. Хотя бы на голове — как намёк всем тем, кто осмелится заступить ей и её ведомым путь. Она выглядит среди них, детей металла, как настоящая шлюха — чёрная юбка до колен, блузка настолько белоснежная, что из недр желудка поднимается жгучая волна; пуговицы все застёгнуты и сверкают. Арс хочет ей сказать, но все слова расползлись куда-то по кишечнику.
— Народ собирается, — довольно говорит Сандра. Под тоннами косметики, густыми мазками покрывающую бледную кожу, задвигались щёки. — В наш разогрев запустили бутылкой. Они унылые уроды. Значит, можно выходить.
— Да они же не стоят на ногах. Они невменяемы. Скажите что-нибудь, миз Блажек!
Арс скосил глаза и увидел толстого хрена в потрёпанном сером пиджаке, к лицу которого намертво приклеилось озабоченное выражение. Не то промоутер, не то представитель лейбла…
— Это мои мальчики, — довольно говорит Сандра. — Они прибегут на сцену даже из-под скальпеля патологоанатома.
— Ну, давайте не будем доводить до крайности, — нервничает Пиджак.
Арс чувствует симпатию к Сандре. Всё-таки из всех околомузыкальных кровососов она лучшая. Самая жирная и самая наглая крыса, но куда лучше этого слизняка. Никогда не перегрызёт музыканту провода.
Даже не хочется её расстраивать.
Арс поднимает голову. От волос, спадающих на лицо, воняет блевотиной и сигаретным дымом.
— Мы не будем сегодня выступать.
Брови Сандры дёргаются, ползут к переносице, словно две большие мохнатые гусеницы.
— Как это нет? Поговори мне ещё тут, вокалюга позорный.
— Что? Что он бормочет, — волнуется Пиджак.
Арс собирает расползающиеся в разные стороны язык, нёбо и носоглотку. Говорит громко, перекрывая гитару, отмечая, как чётко звучит каждое слово:
— Мы не будем сегодня выступать, Сандра!
Восклицательный знак тонет в грохоте падающей мебели. В воздухе повис грязный минорный след от последней ноты. Слизняк и Сандра оборачиваются, следом, немного повозившись, Арс. Откуда-то появился Блондинчик в трусах и белоснежной рубашке, на лице медленно, словно в замедленной съёмке, проявляется испуганное выражение.
— Всего лишь упал Малыш, — говорит Арс. Делает попытку подняться на ноги. — Я не хочу сегодня играть.