— Нужно поговорить, — вещает Сандра всё ещё загораживая ему дорогу.
— О чём?
Она наклоняет к нему медный овал лица. Секунду или две размышляет, правильное ли приняла решение, и продолжает:
— О твоём гонораре. Тебе будет приятно это узнать.
— Что узнать?
— Лейбл заинтересовался той пластинкой. Конечно, тут есть и моя заслуга, но свой процент от продаж уже лежит у меня в кошельке.
Две тысячи третий для Сандры был словно собачка на поводке. Она никуда его от себя не отпускала. С тех пор прошло пять лет. За это время старшая дочь Кирилла успела пойти в школу, а младшая подыскивала себе мужа в детском садике. Каждую неделю нового.
— Они сказали, что неплохо было бы кое-где переписать вокал. Но я сказала, что это невозможно. Они там убрали всё лишнее, почистили запись.
— Я всё ещё не понимаю…
— Хорошо было бы найти автора. Если у тебя есть какие-то идеи, буду рада выслушать. Хотя, скорее всего она сама откликнется, когда диск увидит свет. Захочет получить свои барыши. Нет нужды бегать за паровозом, если он придёт к тебе сам, верно? Шведская поговорка.
Она показала зубы, ровные и такие белые, словно по ним водила кисточками, стоя на нижней губе, бригада профессиональных маляров.
Будто щёлкнула мышкой по кнопке «рандомная улыбка».
И тут он вспомнил. Обломки кораблекрушения один за другим всплывали в его голове из зелёных недр, чайки садились на них, неловко растопырив крылья и бестолково крича.
— Я слышал, что она умерла. Погибла в автокатастрофе.
— Какая жалость, — без сожаления говорит Сандра. — Ну что же. Значит, родственники. Должны быть родственники…
У Кирилла на языке вертится другой вопрос:
— Что случилось с Арсом?
«Странные сны» были в творческом отпуске, — в который уже раз. Ястребинин следил за их творчеством — краем глаза, вспоминая время от времени и шелестя страницами всемирной сети.
Она замолкает на полуслове, как будто натолкнулась на невидимую стену. Тёмные очки перекочевали в руку, обнажив шелушащуюся под глазами кожу.
— Кто знает. Он так и не появился. Считается пропавшим без вести. Если живой, то, думаю, где-то за границей. Он ведь слишком часто переезжал, чтобы пустить корни. Год тут, год там. Может быть, когда-нибудь увидим его по ТВ, а?
Говорит с ностальгией в голосе. Арс, возможно, уволок в своих пропахших куревом карманах что-то такое, из-за чего о нём стараются говорить как об интересной книжке, хотя и почти стёршейся из памяти.
— Вы хорошо говорите по русски, — сказал Кирилл. — Значительно лучше. Акцента почти не слышно.
— Спасибо. — Она не улыбнулась. — Мы сейчас работаем над дизайном обложки. Будет интересно услышать твои мысли. И зайди в студию, нужно поставить пару подписей. Помнишь адрес? На всякий случай вот визитка.
Наконец его отпускают, и он, не оглядываясь, вжав голову в плечи и волоча за собой дипломат, спешит домой. Смотрит на носки туфель, которые покрываются коричневыми пятнышками, и не видит их.
Дома он выволакивает с антресолей коробки со старыми дисками. Они дышат пылью ему в лицо, но Кирилл зарывается в них с головой, разбрасывая по углам и складывая стопками на коврике у двери содержимое. Мариша пришла с работы, взялась за голову, а потом за веник. Вернулись дети и с восторгом принялись гоняться друг за другом среди высящихся, подобно пластиковым небоскрёбам, штабелей дисков.
Кирилл чувствовал что-то тяжёлое в груди. Это не компьютерная игрушка, которая вдруг вспомнилась с ностальгией, вроде Меча и Магии, и которую захотелось найти, чтобы поиграть снова; не место, где любил бывать несколько лет назад, а сейчас вдруг возникло в памяти цветной картинкой с нарисованными воображением запахами. Это как давняя безответная любовь, давно уже прошедшая, но осадок на сердце ты несёшь через всю жизнь. Ястребинин пришёл к этому выводу и обречённо заключил, что свихнулся.
Но искать не прекратил. Перетряхивал коробки снова и снова, придирчиво разглядывал каждую безымянную болванку. Дисковод ноутбука натужно жужжал, считывая информацию с поцарапанных носителей.
Всё не то.
— Должно быть, остался на прежней квартире, — сочувственно говорит Мариша, глядя на сидящего с потерянным видом среди гор хлама мужа. — Хотя я и не помню. Ты бы хоть сказал, какой диск ищешь.
Кирилл не хочет говорить. Да она вряд ли бы вспомнила этот заурядный фантик среди своей цветной жизни.
Глава пятая
Дверь в подъезд здесь не закрывается в принципе, и внутри гудит ветер, циркулируя по лестничным площадкам. Дом кряхтит, как мучимый ревматизмом старик, потирая позвоночник. Кирилл слушает, как поёт звонок в квартире, и этот звук причудливо перекликается с гудением ветра за плечами. Казалось там, за стальной пластиной, тоже шарахается ветер, гремит на кухне кастрюлями, залезает в висящую на вешалках одежду и машет рукавами, как будто отпугивая ворон. Катает, как позёмку, катышки пыли.