— Ты что, наконец-то переспала с Майклом Анка?
Дарби чуть не поперхнулась:
— Так ты зажигаешь с Козявкой?
— Не называй его так. Он еще в третьем классе перестал ковырять в носу, — обиженно заявила Мел.
— Будем считать, что тебе повезло, — сказала Дарби, а Стэйси оглушительно захохотала.
— Да ладно вам, — отмахнулась Мел. — Он милый.
— Конечно, милый, кто же спорит! — согласилась Стэйси. — Все они поначалу милые. Но как только добиваются своего, начинают относиться к тебе не лучше, чем к вчерашнему мусору.
— Неправда! — возразила Дарби, перед глазами которой возник отец, которого все называли Биг Рэд, как жевательную резинку. Так вот, когда отец был жив, он всегда открывал дверь и пропускал маму вперед. По пятницам, когда они возвращались домой после совместного ужина, Биг Рэд всегда ставил записи Фрэнка Синатры и они с мамой танцевали, прислонившись друг к другу щеками. В такие моменты отец любил напевать о «былых временах».
— Это все игра, Мел, уж поверь мне, — авторитетно заявила Стэйси. — Тебе пора снять розовые очки. Если и дальше будешь такой наивной, тобой будут пользоваться все, кому не лень, можешь не сомневаться.
И Стэйси принялась читать лекцию об ухищрениях, на которые идут парни, чтобы добиться своего. А хотят все, как правило, одного. Дарби демонстративно закатила глаза, откинулась на спину и принялась рассматривать виднеющийся вдали большой неоновый крест над шоссе 1.
Медленно потягивая пиво, она наблюдала за потоками машин, которые мчались навстречу друг другу по шоссе 1, и пыталась представить людей, сидящих в этих машинах. У каждого из них интересная жизнь, полная интересных вещей, которые они делают или которые им еще предстоит сделать в разных интересных местах. Как вы стали интересными? Это что-то врожденное, как цвет волос или рост? Или это дар Божий? Бог сам решает, кому быть интересным, а кому нет, так что человеку остается только научиться жить с тем, что ему отмерено.
По мере того как количество выпитого росло, Дарби все отчетливее слышала внутренний голос, который настойчиво твердил, что ее, Дарби Александру МакКормик, ждут великие дела. И пусть даже она не станет звездой Голливуда, но определенно добьется лучшего и большего, чем ее мать, живущая в стиле Palmolive и погрязшая в стирке, готовке и зарабатывании денег. Единственной радостью в жизни Шейлы МакКормик была охота за акционными хозяйственными товарами, которые она тут же сметала с полок.
— Вы слышали? — вдруг прошептала Стэйси.
Раздался хруст сухих веток, ломающихся под тяжестью чьих-то шагов.
— Это просто енот или другая какая-то живность, — предположила Дарби.
— Да я не о ветках! — отмахнулась от нее Стэйси. — Слышите, кто-то кричит.
Дарби поставила пиво на землю и вытянула голову, всматриваясь, что же происходит на вершине холма. Солнце только зашло, поэтому она могла различить лишь смутные очертания деревьев в сгущающихся сумерках. Треск ломающихся веток становился все отчетливее. Неужели там действительно кто-то есть?
Наконец шаги стихли, зато раздался женский голос, сдавленный, но вполне различимый:
— Умоляю, отпустите! Клянусь, никто не узнает о случившемся!
Глава 2
— Возьмите мой кошелек, — умоляла женщина в лесу. — Там триста долларов. Если этого мало, я дам еще, только отпустите меня!
Дарби схватила Стэйси за руку и потащила вниз по склону холма. Мелани бросилась за ними.
— Похоже на обычное ограбление, но кто знает, может, у него нож или пистолет, — прошептала Дарби. — Она просто отдаст ему кошелек, он убежит, и все обойдется. Нам нужно пересидеть здесь и не привлекать к себе внимание.
Мел и Стэйси дружно закивали.
— Зачем это? — вдруг воскликнула женщина.
Было очень страшно, но Дарби просто не могла не посмотреть на происходящее. Когда прибудет полиция, ей нужно будет рассказать все в подробностях, поэтому сейчас важно любое слово, каждый звук.
Пытаясь унять сердцебиение, она слегка приподняла голову, чтобы видеть, что творится в глубине темного леса, но при этом оставаться незамеченной. Стебли травы и жухлые листья щекотали кончик носа.
Женщина закричала:
— Пожалуйста! Пожалуйста, не надо!
Грабитель прошипел что-то в ответ, но Дарби не сумела разобрать, что именно. Неужели они так близко? От этой мысли она вздрогнула.
Стэйси тоже решила взглянуть и подползла к Дарби.
— Что там?
— Понятия не имею.
В этот момент вверх по шоссе 86 проехала машина. Лучи мертвенно-бледного света фар скользнули по деревьям, выхватывая из темноты покатые участки склона, покрытого камнями, листьями, сучьями, сломанными ветками. Дарби услышала музыку — в машине звучала песня Ван Халена «Jump». Дэвид Ли Росс пел все громче, а ее внутренний голос твердил все настойчивее: «Не смотри, немедленно отсюда!» Видит Бог, она бы так и сделала, если бы голос разума не оказался сильнее и не приказал ей замереть в свете скачущих фар, хотя голос Дэвида Ли Росса все громче призывал ее бежать. Она увидела женщину в джинсах и серой футболке, стоящую на коленях возле дерева, с красным от напряжения лицом и широко распахнутыми глазами, отчаянно цепляющуюся за веревку, которая сдавила ей шею.