Секунду длится молчание, пока Дэнни пристально на меня смотрит, и я гляжу в ответ, щурясь в свете фонарика.
— Иди домой, Сара, — безжизненно произносит Дэнни. — Иди домой и больше никогда так не делай. Ты еще ребенок. Будь же, ради Бога, ребенком. Это не для тебя. Иди домой.
Я поворачиваюсь и бегу, петляя на траве, как будто за мной гонятся, затем слышу позади себя удар, и еще один, и невольно оборачиваюсь, чтобы увидеть происходящее. Дэнни сидит верхом на Марке и медленно, методично выбивает ему передние зубы тяжелым фонариком, а Марк кричит, кричит.
На бегу я осознаю кое-что. Марк никогда больше со мной не заговорит. И больше никогда в жизни я не смогу снова посмотреть Дэнни Кину в глаза.
Глава 16
Не в первый раз я сидела рядом со своей матерью на диване, не догадываясь, о чем она думает. Казалось, все ее внимание отдано телевизору, просмотру какой-то телевикторины, которую я никогда раньше не видела и никак не могла в ней разобраться. Яркие краски студии, возгласы и одобрительные крики аудитории раздражали; я бы предпочла посидеть в тишине. Во рту у меня было сухо, и сильное желание подвигаться стало почти непреодолимым; ничто не могло умерить моего беспокойства. Я причинила ущерб плюшевой ткани на подлокотнике нашего древнего дивана, украдкой ее ковыряя. Материал пострадал, но это несколько смягчило мои ощущения. Я подобрала ноги под себя, чтобы не постукивать ими непроизвольно в такт участившемуся биению моего сердца, и теперь они затекли и их стало покалывать. Желудок у меня свело. Я давно не ела, но не могла думать о еде. В голове безжалостно билась только одна мысль: что он сказал?
Телефонный звонок раздался двадцать минут назад, после долгого дня ожидания. Викерс, церемонно осведомившись, дома ли моя мать, спросил разрешения подъехать и поговорить с нами обеими, так как располагает информацией, которую нам, по его мнению, интересно будет услышать. «Скажите мне сейчас», — едва не взмолилась я, но поняла, что он не скажет. В его голосе не было ничего, кроме профессиональной вежливости. Нарочно или нет, но он снова исключил меня. Я вернулась на нежеланную сторону в делении мира на полицию и гражданских лиц.
Закончив разговор с Викерсом, я тут же предупредила маму. Я сказала ей, что домой к нам второй раз за два дня едет полиция и это связано с исчезновением Чарли. Она как будто не удивилась. Никаких прижиманий рук к груди, расширившихся глаз, подскочившего давления. Она долго этого ждала. Я могла только догадываться, что мысленно она переживала этот момент столько раз, сколько я и не представляла себе, и этот визит ее не удивил. Она сидела рядом со мной такая же далекая и непостижимая, как звезды, и я не находила слов, чтобы спросить о ее самочувствии. Она даже не заговорила со мной про обыск, который накануне устроила полиция, про вопросы, которые ей задавали. Вернувшись из больницы, я долго стояла у себя и разглядывала комнату, пытаясь увидеть все глазами Блейка и понять, что открывали и передвигали. Комната казалась странной, какой-то изменившейся, и я покинула ее с ощущением клаустрофобии, вытеснившей стыд, остававшийся во мне с момента, когда я услышала про обыск.
И теперь я снова ждала приезда полиции, на этот раз с нетерпением. В итоге, когда они приехали, меня не оказалось в комнате. Я находилась на кухне, кипятила чайник, чтобы сделать чай, который нам обеим в общем-то был не нужен. Пока мама не видела, я могла ходить взад-вперед и ерзать сколько моей душе угодно. Пронзительный свист закипевшего чайника успешно заглушил все остальные звуки, и, выключив его, я застыла на месте, услышав голоса в прихожей. Забыв о чае, я с колотящимся сердцем выскочила из кухни.
— Здравствуйте, Сара, — произнес Викерс, глядя мимо мамы, которая открыла входную дверь. Рядом с Викерсом стояла красивая женщина-полицейский, которую я видела в участке. Блейка не было. Да это и не имело значения.
— Проходите, — сказала я, указывая в сторону гостиной. — Садитесь. Хотите чаю? Я только что вскипятила воду.
После всего этого нетерпения я начала тянуть время. Они приехали, а я боялась услышать то, что они должны были сказать. Я не представляла, как воспримет это мама.
— В настоящий момент насчет чая для нас не беспокойтесь, — ответил Викерс, первым проходя в гостиную. — А вы, если хотите, пейте.