Когда я вернулась в гостиную, мама сидела там со стаканом, что меня не удивило. Но отмеченное мной изменение в ее облике не исчезло. Она подняла глаза, когда я вошла.
— Они уехали?
Я кивнула.
— Ты удивилась тому, что он рассказал?
Я действительно не знала, как ей ответить. Имела она в виду Дэнни? Или смерть Чарли?
— Я не знала, что Дерек Кин был таким злом, — в конце концов с запинкой проговорила я.
— Он мне никогда не нравился, — сказала мама и сделала долгий глоток из стакана. Виски, судя по виду. — Мне никогда не нравилось, что Чарли играл с Дэнни. Твой отец… — Я напряглась, готовая броситься на его защиту. — …всегда считал меня снобом, поскольку Кины были небогаты, а Дэнни всегда выглядел… грязным. Но мне не нравился Дерек. Он пришел сюда, сразу как только мы переехали, спросил, не нужно ли выполнить какую-нибудь работу по дому… ну, ты знаешь, мастер на все руки. Вообще-то много чего нужно было сделать… дом был довольно обветшалый. Примерно в таком же плохом состоянии, как сейчас, — сказала она со смешком, озираясь вокруг с некоторым изумлением, как будто толком не видела его лет десять или больше. — Но было в нем что-то такое. Его глаза. Они были… алчные. А я оставалась в доме совсем одна, только с тобой. Ты была младенцем. Я сказала, что нам ничего не нужно, и сразу же захлопнула дверь, даже не попрощалась. Это выглядело очень грубо. В обычных обстоятельствах я бы так не поступила. Но чем-то он меня напугал. — Она вздохнула. — Это хорошо, что ты знаешь. О Чарли.
— Лучше знать.
Впервые за многие годы мы пришли к общему мнению.
Она допила до дна и поставила стакан.
— Я иду спать.
— Утром, когда ты встанешь, меня может не быть. Я уеду… рано.
— Туда, где будут копать?
Я прокрутила в голове дюжину лживых ответов, потом сдалась.
— Да.
— На твоем месте я поступила бы так же.
Я разинула рот. Я приготовилась выложить все аргументы, почему мне следует поехать, все доводы, которые убедили бы ее, что я поступаю правильно. Ненужность этого казалась чрезвычайно странной.
Она встала и подошла ко мне. Секунду поколебавшись, обняла меня и сжала.
— Ты хорошая дочь, Сара, — прошептала она, а потом прошла мимо меня и стала подниматься по лестнице, прежде чем я успела найти ответ.
И хорошая дочь села на диван и дольше, чем согласилась бы сознаться, горько оплакивала свою мать, отца, Чарли, Дженни и всех их.
Комната маленькая, в ней душно и полно незнакомых мне людей, и я сижу на полу, прижав колени к груди. Из стереоустановки выплескиваются низкие частоты танцевальной записи. Громкость такая, что ритм ударных отдается у меня в груди. В углу без удержу целуются две девушки, а группа парней, сидящих на кровати, бросает в их адрес реплики, им и занятно и страшновато. В руках у меня кофейная чашка с черносмородиновой водкой, липкой, как сироп от кашля, и столь же заманчивой.
В комнате полумрак, горит только настольная лампа, абажур которой повернули так, чтобы она светила в стену. Я не знаю, чья это комната и как они ухитрились за два дня превратить ее в жилое пространство с подушками, постерами и ковриком на полу, в помещение, не имеющее ничего общего с безликим, казенным аскетизмом моей комнаты, расположенной дальше по коридору. Люди танцуют, громко переговариваются, заводят знакомства. Я пытаюсь решить, что делать с моим лицом, на котором застыла полуулыбка. Я ошеломлена. Я никогда не стану здесь своей. Я совершила ошибку, выбрав этот университет, этот курс, это общежитие.
Высокий, спортивного вида парень пробирается сквозь толпу и видит меня. Он студент второго курса, с которым я познакомилась ранее в этот день на вводном собрании.
— Идем со мной! — орет он мне в ухо.
— Куда? — спрашиваю я, но он не слышит.
Он вытаскивает меня из комнаты и ведет по коридору к лестнице, где сидит небольшая компания. Я почти никого из них не знаю, но пара человек здесь с моего курса. На лестнице прохладно и тихо. Девушка с пирсингом в носу открыла окно и курит, нарушая все правила. Рукой она нехотя пытается выгнать дым в окно, но большая его часть возвращается назад, окутывая нас. Неплохо бы покурить, думаю я. Мне хотелось бы чем-то себя занять.
Чашку с водкой я просовываю сквозь прутья перил на свободную ступеньку и сажусь на освобожденное для меня место. Второкурсник садится рядом и обнимает меня за плечи. Я не могу вспомнить его имя. И спросить, конечно, не могу. Он знакомит меня со всеми остальными. Они разговаривают о людях, которых я не знаю, о вечеринках, на которых были в прошлом году, и о заданиях, которые нужно выполнить к следующей неделе, а первокурсники делятся впечатлениями и задают вопросы. Некоторые кажутся такими умными, такими интересными. Периодически мне задают какие-то вопросы, и я коротко отвечаю, улыбаясь так, что сводит скулы. Кое-кто из них очень пьян. Иные пьяны просто в стельку. Я единственная трезвая и чувствую себя скучающей и скучной.