Человек, видевший необычное, не будет счастлив. (Старая китайская пословица).
Глава 1.
1.
Всё началось с газеты, обычных "Новостей", вероятно, случайно забытых кем-то на скамейке. Лэйми обычно не читал газет, и взял её из мимолетного любопытства, скорее просто потому, что после долгой прогулки ему захотелось сесть и отдохнуть.
Лениво листая страницы, он вдруг наткнулся на фотографию юноши, которого он, определенно, уже знал, - именно знал, а не просто видел раньше. Замеченный секундой позже заголовок рассеял все сомнения: "Нас ждет нашествие со Склона. Аннит Охэйо, новый главный жрец храма Древних, предупреждает о грядущем Приливе Тьмы. Комментарий ученого".
Сердце Лэйми вдруг бешено забилось. Склон и храм Древних, Малау, находились в Гитограде, почти в трех тысячах миль от Усть-Манне, его родного города, где он жил и сейчас. Но восемнадцать лет назад он был там, со своими - ныне покойными - родителями. Они, будучи известными историками, гостили у жрецов Древних, - и там он познакомился с Аннитом Охэйо анта Хилайа, чрезвычайно живым и активным предводителем местной детворы, а по совместительству единственным сыном главного жреца, Хенната Охэйо. Тогда им было всего по шесть лет, но проведенное в его компании время Лэйми запомнил надолго: никогда прежде у него не было столь близкого и искреннего друга - и никогда после тоже. Он ни на миг не сомневался, что Охэйо думает так же. Вполне естественно, что ему захотелось встретиться с ним.
В другое время эта идея осталась бы лишь мимолетной мечтой. Но сейчас был уже Склон Лета: отпуск Лэйми начался всего пару дней назад и он до сих пор не решил, как его провести. Впереди у него было больше месяца абсолютно свободного времени. Что ещё более важно, он обладал суммой, вполне достаточной для путешествия: молодому специалисту по вычислительным машинам платили очень хорошо. Чтобы попасть в Гитоград, не нужно было никаких формальностей: хватало простого билета на поезд.
Идея казалась Лэйми сразу глупой и привлекательной: он хорошо понимал, что это не более чем попытка вернуться в детство, в те два самых счастливых месяца его жизни, что он провел в незнакомом мире вместе с другом. Охэйо почти наверняка стал совсем другим человеком, принадлежащим к тому же к далекому от Лэйми кругу. Верховный жрец считался одновременно и владельцем всех храмов Древних, и, что более важно, земли, на которой они стояли. Состояние семьи Хилайа делало её одной из богатейших в Гитограде - не говоря уж о родстве с Императорским Домом. Так что общего у них наверняка осталось мало. И всё же... всё же...
Гитоград, лежавший на крайнем западе Арка, тоже, разумеется, входил в Народный Союз, но о нем отзывались с пренебрежением и репутация у него была самая скверная: гиты слыли хитрыми и распущенными мерзавцами. Считалось, что юноши и девушки в Гитограде мало чем различались - как по внешности, так и по более интимным привычкам. Лэйми знал, что это вовсе не глупые выдумки: он был там и многое видел своими глазами, хотя и не понимал тогда. Но он запомнил и главное: тот дух свободы, от которого в Союзе с каждым годом оставалось всё меньше. Усть-Манне был слишком близко к Становым Горам и рука Ультра, лежащая на нем, с каждым годом становилась тяжелее. Это было не так уж заметно со стороны и не так уж плохо, в общем: превыше всего Ультра ценили порядок и благопристойность, и ни один объективный человек не стал бы противостоять этим почтенным добродетелям.
Но Лэйми трудно было назвать объективным: несмотря на почти полные двадцать пять лет он не утратил тягу к приключениям. Усть-Манне мало что мог предложить ему на этот счет, кроме ночных улиц, залитых мертвенно-синим светом излюбленных Ультра ртутных фонарей, - улиц, по которым он мог бродить часами, ни встретив ни одной живой души, потому что ночью все порядочные люди должны спать. Обычно он посвящал этому удовольствию каждую погожую летнюю ночь с субботы на воскресенье - а потом мирно спал до самого заката. Ему было сразу и приятно, и страшновато считать себя единственным обитателем ночного города; но этого было, увы, слишком мало...
Опомнившись, он торопливо пробежал заметку. Он видел Склон и вполне понимал, о чем идет речь: последний Прилив случился почти двести лет назад, но память он оставил крепкую. Лэйми очень хотелось посмотреть на него - несмотря на всю опасность этого явления. "Комментарий ученого" правда развенчивал его надежды: какой-то доктор наук писал, что заявление молодого человека - не более чем попытка привлечь внимание к своему исчезающему культу и к себе лично. Это разозлило Лэйми - в самом деле, кто любит, когда его друзей оскорбляют? Наверное, именно это и стало последней каплей: ему захотелось сказать Охэйо, что он верит ему.
И это, в конечном счете, спасло ему жизнь.
2.
Решившись, Лэйми аккуратно свернул газету и неспешно пошел домой. Это был рослый и стройный молодой человек, хорошо сложенный и крепкий, с густыми рыжеватыми волосами, падавшими на шею. Его широковатое хмурое лицо казалось вырезанным из светло-золотистого камня - в те довольно редкие мгновения, когда на нем не отражалось никаких эмоций. Одет он был весьма непритязательно - в серые рабочие штаны и белую футболку. Такой же непритязательной была и его обувь - простые сандалии на босу ногу. Наряд не вполне благонамеренный по стандартам Ультра, но не настолько, чтобы это бросалось в глаза.
По пути он лениво осматривался. Время ещё не доходило до полудня, погода просто чудесная - солнце едва просвечивало через тонкие, высокие облака, воздух прохладный, влажный и свежий. Народу на улицах немного: разгар рабочего дня.
Усть-Манне нельзя было назвать ни красивым, ни величественным, но Лэйми любил его: всё же, это был его родной город. Район, по которому он шел, уже считался старым: двадцать лет назад его застроили длинными шестиэтажными зданиями-коробками из серого кирпича, с плоскими крышами и прямоугольными окнами. Однообразие архитектуры смягчалось огромным количеством зелени - деревьев и травы на газонах. Сейчас Лэйми брел по одному из главных проспектов, с множеством магазинов. Решетки, защищающие снаружи их витрины и обитые синим железом боковые двери с множеством сложных замков хранили память о временах, когда власть закона здесь была ещё не такой твердой. Вообще-то Ультра, бывшие кочевники, весьма терпимо относились к преступлениям против собственности - пока они не были связаны с насилием. Насильникам и убийцам же не стоило ждать от них снисхождения - ещё никто не называл законы Союза милосердными к душегубам.