Лэйми, вздохнув, взобрался в тесную башню, не представляя, за что ему эта честь, - он ни черта в этом не разбирался. Возможно Вайми ляпнул первое, что ему пришло в голову со сна, но отменять своё распоряжение не стал - может только потому, что это прозвучало бы, как признание ошибки. Как бы то ни было, это место Лэйми нравилось - целый венец триплексов и зенитный перископ. Он приникал то к нему, то к триплексам, стараясь смотреть сразу во все стороны. Вокруг было пусто, но в далеком лесу мерцал блуждающий столбами свет - "грибы" сновали по глухим закоулкам в поисках затаившихся людей, вынюхивали, высматривали, шарили... Это значило, что вся система обороны Союза уже рухнула, но Лэйми не хотел об этом думать...
Несколько минут всё было почти что спокойно. Внезапно, словно ниоткуда, появился синий, очень ярко светящийся шар метра четыре с половиной в диаметре. Лэйми попытался, но не успел поймать его в прицел. Шар прошел над ними и завис на высоте метров в двадцать. Вдруг их залило ярким бело-голубым светом и двигатель бронетранспортера заглох. Фары также погасли, даже лампочки внутреннего освещения. Машина остановилась, словно врезавшись в огромную кипу ваты - мягко, но быстро. Лэйми пребольно ударило лбом о броню башни и несколько секунд он не видел ничего, кроме разноцветных звезд в глазах. Тем, кто был внизу, досталось меньше, тем не менее и оттуда донеслась неистовая ругань.
Опомнившись, Лэйми приник к триплексам, но яркий свет снаружи был столь ослепительным, что он ничего не смог разглядеть - они словно попали внутрь неоновой трубки. Когда он взял микрофон и попытался вызвать Вайми, оказалось, что внутреннее радио точно так же мертво, как и всё остальное в машине. Сам он мог говорить, но не шевелиться: сила тяжести вдруг выросла в несколько раз. Бронированная, усиленная ультрапластом крыша должна была защитить их от излучения, но воздух внутри машины наполнился электричеством. Волосы у Лэйми встали дыбом, как проволока, везде затрещали миниатюрные разряды. Уступая всё возрастающей тяжести, он навалился на казенник и ствол пушки задрался вверх на девяносто градусов. Его пальцы уже лежали на спуске, но пошевелить ими оказалось невероятно трудно. Тем не менее, это удалось и он вздрогнул от оглушительного грохота.
Очередь дюймового калибра снарядов разбивала сам конус пленившего их света. Сердечники их были из идемитного сплава - они поглощали энергию силового поля и взрывались. Конус не гас, но его основание начало подниматься и под ним становилось темно. Секунд через пять стрельбы свет окончательно исчез и шар с огромной скоростью умчался. Тотчас все лампочки вновь вспыхнули и машина рванулась вперед с такой силой, что чуть не опрокинулась.
Снизу донесся дружный вздох облегчения: все понимали, что спаслись только чудом. С каждой минутой светало; непонятно почему, но Мроо появлялись только ночью, так что они ещё могли достичь цели...
5.
Лэйми с удивлением обнаружил, что быть героем вообще-то очень приятно - его громко хвалили и хлопали по плечам, но как-то смущенно - как люди, обязанности которых выполнил кто-то другой. В конце концов ему стало неловко - так могли бы обращаться с собакой, которая спасла дом от пожара или что-то вроде, ведь он даже не служил в армии, а они были лучшими из её солдат. Нельзя было сказать, впрочем, что эти мысли занимали его долго: ему хотелось знать, что именно случилось.
- Это был Мроо, конечно, - удивленно ответил Вайми. - Один из них.
- Как он вывел из строя генератор? Ведь тот защищен броней и так далее.
Вайми лишь пожал плечами.
- Говорят, что Мроо могут высасывать энергию.
- А зачем они вообще пришли к нам?
- Они считают, что несут нам счастье - как они его понимают, конечно.
6.
До Алкайны оставалось немного и вершины её зданий, призрачно белевшие в сиянии рассвета, уже виднелись за лесом. Там не горело ни одного огня, не было видно никакого движения и Лэйми не мог решить, хорошо это или нет. Они не стали приближаться к городу, сразу свернув к аэропорту.
Огромное здание аэровокзала оказалось совершенно темным; они проехали мимо него, прямо на летное поле. Ворота были распахнуты настежь и никем не охранялись, само поле тоже оказалось пустым. В миле от взлетной полосы стояло странное здание, обнесенное проволочной оградой. Его наклонные стены этажа на три поднимались над серо-голубой, пустынной равниной аэродрома. Сама ограда была высотой метров в пять, с треногими вышками. Когда они подъехали ближе, Лэйми заметил за ней танковые башни. Там тоже не горело ни одного огня, но решетчатые ворота раздвинулись, едва их бронетранспортер приблизился к ним.
За оградой скрывалась обширная площадь, на которой высилась железобетонная, без окон, махина с лесом антенн и громадных кондиционеров на крыше. Лэйми заметил светлые мозаики радаров, врезанные в её наклонные бока.
Это здание было длиной метров в сто двадцать и шириной метров в шестьдесят. Перед ним стояло несколько истребителей и целое стадо военных грузовиков. Он с удивлением заметил, что к нему ведут также железнодорожные пути, на которых стоит целый состав с какими-то контейнерами. Всё это охранял целый батальон танков и простые орудия, повернутые стволами в разные стороны - правда, почему-то без расчетов.
Огражденный толстыми стенами пандус вел вниз, к глухой плите из серой стали. Даже за броней Лэйми услышал, как загудел электродвигатель. Плита плавно поднялась вверх.
Въехав в просторный подземный гараж, бронетранспортер остановился у платформы, похожей на перрон для автобусов. Его герметичные люки открылись; они вышли.
К удивлению Лэйми, здесь было почти пусто - он увидел лишь несколько сиявших черным лаком машин, на которых обычно ездило начальство. И ни одного человека: их никто не встречал, но белые стальные двери в конце перрона разошлись с тихим шипением, открыв длинный светло-зеленый коридор с дверями из матово-голубого стекла в стальных рамах. Возле каждой висела табличка с непонятными цифрами. Глухо гудели кондиционеры, по стенам змеились кабели. Резко пахло озоном и антисептиками. Нигде - ни единой живой души. Лэйми стало здесь неуютно. Воздух тут был затхлый и холодный, потолки - очень высокие. Под ними тянулись какие-то толстые, темные трубы. Голая, стерильная чистота казалась безжизненной.