Лэйми едва не подскочил от неожиданности, когда за его спиной лязгнул металл. В громадных воротах распахнулась калитка. В её проеме стоял рослый, отлично сложенный парень со словно отлитым из темного золота, хмурым лицом обитателя ламайских джунглей. Он был в черных рабочих штанах и сандалиях на босу ногу, в блекло-золотистой футболке, сплетенной из тонких шнуров. Спутанные крупными кольцами, металлически-черные волосы падали ему на плечи.
С минуту они смотрели друг на друга. Вдруг Лэйми понял, что знает его: это был один из тех мальчишек, с которыми он и Охэйо играли. Дружбы с ним у него не завязалось - его внимание было поглощено Аннитом почти полностью - но отношения сложились хорошие.
- Вайми? - осторожно спросил он.
Лицо парня преобразилось в улыбке; блеснули белые зубы.
- Привет, Лэйми. Пошли.
Он вежливо отступил в сторону, пропуская гостя, потом тщательно запер проход и Лэйми, непонятно почему, почувствовал себя уверенней. И замер, удивленно осматриваясь.
Здесь тоже ничего не изменилось - редкий, ухоженный парк, уставленный призрачно белеющими статуями и освещенный низкими синими фонарями. Их тусклый, рассеянный свет был похож на лунный. Слева виднелась огороженная высоченной сеткой и заросшая низкой, ухоженной травой спортивная площадка; её заливал чуть более яркий, но тоже призрачный свет.
Сама Малау стояла в конце парка, чуть справа. Её квадратное шестиэтажное здание казалось приземистым. Её темно-синие стальные стены, укрепленные массивными пилонами, были лишены окон; в заменявших их квадратных углублениях попарно горели призрачно-синие, прозрачные, громадные лампы. Само здание было очень древним - более двух тысяч лет - и его оплетала сеть труб, кабелей и громадных вытяжных коробов с улитками воздуходувок, поставленных гораздо позже.
У Лэйми поплыло в глазах; на миг он потерял ощущение реальности. Вайми потянул его за руку. Они пересекли пустынный парк - здесь всё было старым и тронутым временем, но не обветшалым, очень знакомым, уютным: скамейки, выступавшие из земли камни, утоптанные тропинки... - потом поднялись к тускло блестевшей, словно только что отлитой стальной двери в ступенчатых квадратных выступах. Запертой, несмотря на охрану у ворот.
Вайми достал из кармана датапад и ловко пробежался по кнопкам. Дверь совершенно бесшумно распахнулась и Лэйми увидел, что она сантиметров двадцати в толщину.
Сумрачный туннель за ней вывел их в круглый зал, прорезающий все этажи здания и перекрытый плоским куполом. В центре его поднималась группа узких, словно бы сплавленных скульптур Древних высотой метров в пятнадцать. Её заливал густой фиолетовый свет закрепленных на галереях прожекторов и подпиравшие их толстые колонны терялись в тени. Статуи обрамляло кольцо низких алтарей, - их чугунные, тускло блестевшие плиты покрывали непонятные, глубоко врезанные знаки.
По коже Лэйми прошли крупные мурашки. Это ощущение усилилось, когда двери, ведущие в зал, так же бесшумно закрылись. Здесь не было ни души, не слышалось ни единого звука, но ощущение, что здесь кто-то ЕСТЬ, было очень резким. Человек, изваявший эти статуи, определенно был безумен. Но он также был гением, ибо созданные им противоестественные существа казались совершенно живыми, несмотря на всю их чужеродность, и глядя на них Лэйми поёжился. Охотно верилось, что именно тут живет главный жрец Древних.
Вайми повел его прочь от статуй, в темноту. Все выходы из зала терялись в ней, но в толщу колонн были врезаны наполовину прозрачные трубы лифтов. Они вошли в маленькую кабину, столь тесную, что едва в ней поместились.
Едва Вайми нажал кнопку на узком пульте, кабина бесшумно скользнула вверх. Они поднялись на последний этаж и вышли в просторное, полутемное помещение, лишь парапетом галереи отгороженное от главного зала. Здесь стояли низкие и длинные полукруглые столы и диваны.
Они пересекли его. Ещё одна толстая, тяжелая дверь из тускло блестевшей литой бронзы вела в коридор, облицованный подсвеченными изнутри витражами. Здесь было очень тепло и совершенно тихо; у Лэйми вдруг возникло ощущение, что сейчас уже четвертый час ночи.
Новая литая бронзовая дверь привела их в просторную квадратную комнату со стенами из толстых резных блоков матового стекла; оно светилось изнутри мягким, таинственно-розоватым светом. Вдоль стен бежал сплошной роскошный диван, обитый черной кожей. У него стояли низкие столики с крышками из хрусталя, окантованного красным деревом. Центр помещения занимала низкая круглая сцена, на которой стояла почему-то старинная деревянная бочка. Пол был покрыт сплошным же пушистым ковром. Лэйми ещё никогда не видел такой роскоши - и даже не представлял, что она вообще может быть.
На диване уютно устроилось несколько красивых молодых людей - парней и девушек - босых и прекрасно ухоженных, с гладким золотистым загаром. Их изящная, легкая одежда подчеркивала все достоинства стройных гибких тел, но вниманием Лэйми завладел лишь один юноша. Он сразу же узнал Охэйо: это сочетание черных, блестящих волос, ярко-зеленых глаз и очень светлой кожи трудно было забыть.
Но Аннит, как и он сам, стал взрослым: пальца на два выше Лэйми, отлично сложенным парнем, и то, что в детстве было лишь намечено, стало четким. Широкий лоб, высокие скулы, крупный рот говорили о хорошей породе. Косо поставленные, длинные глаза живо блестели; прямые, очень густые волосы тяжелой массой падали на спину. Охэйо был в черной же, длинной одежде, расшитой фрактальными узорами из серебра и стянутой серебряным же узорчатым поясом; на нем висел кинжал с серебряной рукояткой. Очень ровные ноги с браслетами на щиколотках были босыми.
Охэйо повернулся к нему, - и его лицо расплылось в ослепительной улыбке.
5.
Остаток этого вечера Лэйми запомнил весьма смутно. Хотя они, вроде, ничего не пили, он "поплыл" просто неожиданно оказавшись так близко к другу, потерянному восемнадцать лет назад. Лицо Охэйо было столь красивым, что казалось ему нарисованным, ненастоящим, - но оно было более чем живым, и от одного этого у Лэйми кружилась голова. Во всяком случае, Аннит умел привлекать внимание. Отчасти это было его работой, отчасти - врожденным талантом. Это был, конечно, уже совсем другой человек. Он отнесся к неожиданному появлению старого друга с мальчишеской радостью - совершенно искренней, но Лэйми обнаружил, что просто не может смотреть ему в глаза. Очень яркие, они словно вбирали в себя его душу, превращая каждый взгляд Охэйо едва ли не в дар божий. При этом казалось, что они расстались лишь вчера. Они говорили о вещах, которые любому другому показались бы чушью: о их прерванных играх, о "кладе" - коробке с безделушками, которую зарыли под расщепленным деревом, и только потом - о вещах более важных: о том, как они жили всё это время. Лэйми понимал, что говорит в основном он один, но это его мало трогало. Когда он рассказал, как его пытались продать в рабство, Охэйо вдруг рассмеялся, словно заяц из мультика.